ХИМИЧЕСКАЯ КАССАЦИЯ
Прошлая неделя в “деле Кобозева” неожиданностей не обещала. Очередное рассмотрение очередной кассационной жалобы, очередной допрос очередного свидетеля, очередное решение о продлении домашнего ареста… Беда пришла (для подсудимого и его защитников) откуда не ждали. Однако по порядку.
12 марта допрос нового свидетеля не состоялся, поскольку Вячеслав Кобозев и его защитники находились в Волгоградском областном суде. Там рассматривались кассационные жалобы стороны защиты на постановления суда первой инстанции об отказе рассмотреть замечания на 11 протоколов судебных заседаний. То есть все того же Центрального районного суда Волгограда. Мы не раз упоминали о том, как выносятся решения кассационной инстанции Волгоградского областного суда, но теперь корреспондент “Солидарности” имел возможность ознакомиться с процессом их вынесения лично.
О сути жалоб, поданных защитой Кобозева в облсуд. По итогам каждого заседания в суде первой инстанции секретарь составляет протокол. На это, естественно, уходит какое-то время: секретарю нужно разобрать свои записи и пометки, сделанные в ходе заседания, прослушать и сверить с аудиозаписью (так должно быть по закону). Напомним, рассмотрение “дела Кобозева” проходит три дня в неделю с 10 утра до 6 вечера, с перерывом на обед. Корреспондент “Солидарности” не понаслышке знает, что на расшифровку такого объема информации уходит масса времени. Тем не менее, как заявил адвокат Юрий Вагин перед областной судейской тройкой 12 марта, датой составления каждого оспариваемого протокола указана дата проведения самого заседания. Время составления — 18:00.
Далее. Стороне защиты тоже необходимо время на ознакомление с протоколом. Как правило, объем документа составляет не один десяток печатных листов, и адвокаты сверяют текст с собственными аудиозаписями. В день получения протокола защитники снимают с него фотокопию для ускорения процесса ознакомления, и потом им приходится выкраивать время между заседаниями на работу с бумагами (не забываем, что адвокаты тоже работают с утра до вечера). А новые протоколы все появляются и появляются…
И вот тут сюрприз. Сам факт отснятия фотокопии протокола судья Центрального районного суда Алексей Косолапов считает почему-то фактом ознакомления с протоколом. И в случаях, когда защита подает заявления на продление времени ознакомления, судья ей отказывает: времени, дескать, было и так предостаточно. Еще бы, мы-то вон какие быстрые — заседание только закончилось, а протокол уже готов.
12 марта корреспондент “Солидарности” убедился в том, что волгоградские суды предпочитают выносить решения, основываясь на формальных аргументах, не вникая, по большому счету, в суть ситуации. Судебные решения “Солидарность” на предмет законности сомнению не подвергает (не наша это работа), но, глядя на процесс глазами обывателя, думаешь: закон есть, а справедливости не наблюдается. Нетрудно догадаться, что все 11 жалоб адвокатов были отклонены, потому что “на ознакомление с протоколами судебных заседаний у защиты было достаточно времени”, а суд первой инстанции “вынес обоснованные, законные решения”. Вместе с тем, для того чтобы констатировать, что пропущен срок на принесение замечаний на протоколы, закон требует, чтобы этот срок судья каждый раз устанавливал в зависимости от объема протокола, что в этих 11 случаях ни разу не было сделано. Более того, судья вынес одно постановление по всем 11 разным замечаниям, в то время как он должен был вынести 11 постановлений. Но облсуд не обратил внимания и на это нарушение. Что ж, наверное, ему виднее…
Решения, вынесенные облсудом все-таки в количестве 11, а не одного, как это сделал судья Косолапов, походили на близнецов, которых каким-то особым, химическим образом лишили индивидуальности. Но справедливости ради стоит отметить, что и направленные в облсуд жалобы тоже носили одинаковый характер. В сухом же остатке имеем поражение стороны защиты в этой маленькой “битве”.
ВНЕОЧЕРЕДНОЙ РАБОЧИЙ ПОРЯДОК
13 марта перед Центральным районным судом предстала свидетель Наталья Месилова. С 1996 года она является председателем профкома завода электронно-вычислительной техники (г. Волжский) и с того же времени входит в состав президиума (позднее — исполкома) Волгоградского облсовпрофа. Когда-то в области было несколько предприятий, чьи профкомы входили в Российский профсоюз работников радиоэлектронной промышленности. Их в исполкоме представлял председатель совета первичек. Однако таких предприятий осталось всего два, и оба профкома в исполкоме представляет Наталья Николаевна.
Тот факт, что завод ЭВТ находится в Волжском, позволил, наконец, однозначно выяснить, что решения, принимаемые исполкомом в рабочем порядке, могли обсуждаться и согласовываться по телефону. Ситуация, при которой пожилая работница орготдела мчится в соседний город с листком согласования и обратно, представляется абсурдной. И Месилова это подтвердила: да, решения в рабочем порядке с ней согласовывались по телефону.
Правда, есть маленький нюанс. Судя по показаниям Месиловой, она очень слабо разбирается в документах, регламентирующих работу облсовпрофа. Строго говоря, на допросе она призналась, что в работу исполкома вникнуть особо не старалась, а устав и регламент облсовпрофа никогда не читала и не знает. Сама Месилова пояснила суду: она работает “на удаленке”, и волнуют ее прежде всего заботы заводского коллектива. Так что рабочий порядок она называет внеочередным, “а в рабочем не участвовала”.
В остальном же допрос проходил как всегда: свидетель, по ее же словам, в вопросах профсобственности не разбирается; свидетель голосует в исполкоме “на доверии”; у свидетеля и своих дел по горло. “Я варюсь в собственном соку”, — объяснила Наталья Николаевна, давая отповедь защитникам, настойчиво задававшим ей вопросы по уставу, регламенту и профсоюзной собственности.
А раз так, то никаких особых сведений от свидетеля добыть не удалось. Разве что Наталья Николаевна вспомнила, что обсуждала по телефону в рабочем порядке с работником орготдела вопрос, касающийся молодежной политики. Из чего можно сделать вывод, что в рабочем порядке можно было не только награждать профактив, как пытается доказать обвинение. Других же решений, принимавшихся ею по телефону, свидетель не помнит. На вопрос защиты, означает ли фраза “не помню” что этого “не было”, Месилова долго мялась, но, видимо, осознав, что эти понятия не идентичны, все-таки выдавила из себя “нет”…
С УЧЕТОМ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ
14 марта Наталью Месилову суд по ее просьбе отпустил пораньше, в половине первого. Оставалось, как выразился судья Алексей Косолапов, решить “маленький процедурный вопрос”. Для чего и попросил стороны собраться в зале заседаний к трем часам. Время, возможно, имеет значение, возьмем это на заметку.
“Маленький процедурный вопрос” касался продления меры пресечения подсудимому, для которого срок домашнего ареста вскоре истекал. Домашний арест продлевали уже несколько раз, и процесс рассмотрения вопроса успел превратиться в рутину. Прокурор ходатайствовал о продлении срока домашнего ареста, защита ходатайствовала об изменении меры пресечения на подписку о невыезде, судья делал свою работу. Обычно все это занимало не более часа, то есть после ухода Месиловой наверняка управились бы до обеда. Тем не менее судье виднее, и перерыв был объявлен до трех.
После перерыва собрались в хорошем настроении. Звучали привычные юридические шутки со скрытыми намеками в адрес вечно опаздывающего гособвинителя, обсуждались новостные ленты. Оживление закончилось, когда старший помощник прокурора Центрального района Виталий Шубаев, нарушив привычный ход вещей, явился минута в минуту.
С появлением судьи Шубаев взял в руки письменное ходатайство, чего раньше в таких случаях тоже не было. Прокурор волновался, руки его заметно дрожали. Как и голос. Позже адвокат Репников сравнит его с известным членом ГКЧП Геннадием Янаевым. Но всем уже будет не до смеха: прокурор заявил ходатайство о заключении обвиняемого под стражу.
В пользу своего ходатайства Шубаев привел три аргумента, и каждый подразумевал, по его мнению, нарушение Кобозевым условий нахождения под домашним арестом. Во-первых, это уже известный читателям факт беседы подсудимого со свидетелем Василием Косоротовым при входе в здание суда 28 февраля этого года (№ 9, 2012). Домашний арест предполагает запрет на общение со свидетелями. Во-вторых, в июле прошлого года Кобозев посетил нотариальную контору (места, возможные для посещения, также оговариваются условиями домашнего ареста). Наконец, в сентябре 2012 года в Волгоградское управление Следственного комитета поступило обращение некоего гражданина Колесникова о том, что еще в марте 2012 года Кобозев имел беседу с бывшим зятем и свидетелем по делу Георгием Болтуновым, то есть, как сочло гособвинение, оказывал давление на свидетеля.
Третий аргумент — вообще занятная история… Дело в том, что суд применил домашний арест к Кобозеву 16 апреля 2012 года, а нарушением условий нахождения под домашним арестом суд признал беседу Кобозева с бывшим зятем в марте 2012 года. Комментарии, как говорится, излишни.
Сторона защиты, как и следовало ожидать, привела весьма резонные доводы против удовлетворения ходатайства прокурора. Во-первых, в марте 2012 года, когда еще и самого дела в Центральном районном суде физически не было, Вячеслав Кобозев не находился под домашним арестом. А значит, соответствующих правил, даже если общался с Болтуновым, не нарушал. Во-вторых, к ходатайству прокурора не были приложены эти самые “результаты проверки”, проведенной Следственным комитетом. В-третьих, Кобозев показал, что в начале 2012 года, задолго до повторного рассмотрения дела в Центральном районном суде, Болтунов приходил к нему сам и просил совета, как поступить с предложениями Виктора Азарова (бывшего делового партнера облсовпрофа).
Наконец, адвокат Репников задался вопросом: почему в ходатайстве прокурора используется такая формулировка — “чеченцы”, взятая из заявления гражданина Колесникова (по сведениям адвокатов, последний связан с Азаровым)? Почему, например, не “граждане России”? Адвокат уверен, что таким образом прокурор пытается воздействовать на общественное мнение, выставляя (в силу аллюзий на печальные события на Северном Кавказе) его подзащитного как минимум криминальным авторитетом, если не пособником террористов. К слову, российским гражданам чеченской национальности формулировка, использованная в ходатайстве гособвинителя, может показаться оскорбительной. Но главное, что встреча, факта которой не отрицает Кобозев, произошла до начала повторного рассмотрения дела в Центральном районном суде под председательством судьи Косолапова и до помещения Кобозева под домашний арест.
Факт обращения подсудимого к нотариусу, считает защита, есть использование права на юридическую помощь, гарантированного Конституцией, тем более что нотариальная контора как раз стоит на пути от здания суда к дому Кобозева, где он отбывает домашний арест. К тому же этот факт ранее уже был известен судье Косолапову (из открытого обращения Кобозева в одном из судебных заседаний осенью 2012 года к судье в связи с необходимостью получения правовой помощи нотариуса).
Наконец, фразы, которыми перекинулись Кобозев и Косоротов, не имели отношения к рассматриваемому делу, да и о теме беседы суд уже допросил Косоротова. А запрещенным общением, в таком случае, может считаться даже допрос свидетеля обвиняемым в суде, указывают на абсурдность ситуации адвокаты.
Тем не менее, суд принял сторону обвинения: эпизод с Болтуновым был признан давлением на свидетеля; подсудимому запрещено общение со свидетелями; наконец, места, доступные ему для посещения, ограничивались ближайшими аптекой, больницей, магазином и самим судом. И как следует из постановления судьи, Вячеславу Кобозеву предписано провести в СИЗО ближайшие два месяца. Напомним, что в 2009 году, в начале первого рассмотрения своего уголовного дела (по результатам которого его оправдали), Кобозев уже успел провести в СИЗО несколько месяцев. Тогда он перенес инфаркт. Кстати, тогда Кобозев был заключен под стражу в связи с возбужденным уголовным делом, по которому требовалось согласие облсовпрофа на его возбуждение — но оно не получено и по сей день. При первом рассмотрении дела Кобозев был оправдан по этому делу.
Подсудимый, однако, просил суд учесть не свое состояние здоровья, а его супруги, за здоровье и жизнь которой всерьез опасается. В постановлении об аресте этот довод проигнорирован. Зато суд “учел возраст подсудимого, состояние в браке, наличие постоянного места жительства и положительных характеристик с места работы”. Наверное, для проформы такие вещи должны отражаться в тексте постановления, но смотрелось это довольно цинично.
Едва судья покинул зал заседаний, в него вошли двое полицейских. Вячеслав Кобозев снял ремень, часы и отправился под охраной в конвойное помещение. Зал заседаний опустел. Единственным объектом в комнате, который еще способен был привлечь к себе внимание, осталось высокое черное судейское кресло. В описи имущества зала заседаний, пришпиленной к стене, оно называется театральным…
http://www.solidarnost.org/articles/articles_861.html
✭✭✭✭✭ ☭ Сайт Никитушкина Андрея ;-) ☭ ✭✭✭✭✭ 