6 июня 2007 г. исполнилось бы 60 лет Льву Яковлевичу Рохлину. Но уже почти девять лет генерала Рохлина нет с нами. Говоря о столь выдающихся людях, обычно добавляют, что их дела, мысли, достижения не ушли вместе с ними. Однако убийство Рохлина — потеря поистине невосполнимая. Не оставляет ощущение, что будь генерал жив, девять минувших со дня его гибели лет были бы совсем иными. И жизнь нынешней России была бы иной.
РОХЛИН — из тех, кого по праву называют незаменимыми. Если их судьбы совпадают с током истории, попадают с ним в унисон, влияние таких личностей просто невозможно переоценить. Широко известен генерал стал в 1995-м, когда полыхала Чечня, ежедневно гибли десятки, сотни людей в страшной войне. В чести у ельцинской власти были тогда совсем другие генералы — такие, как тогдашний министр обороны Грачёв, расстрельщик Дома Советов, пообещавший, что штурм Грозного будет лёгкой прогулкой. У московского либерального бомонда имелись свои герои. Если уж не предводитель «чеченского сопротивления» генерал Дудаев, так те политики и военные (нашлись и такие), для которых гибнущие русские солдаты были преступным быдлом и оккупантами, зато бездумно развязавший войну президент Ельцин — светочем демократии.
А Рохлин, несмотря на генеральские погоны, был солдатом. Так уж сложилась жизнь мальчишки, рождённого в послевоенном 1947 году в Казахстане. В юности выбрал он себе эту профессию, а точнее судьбу — Родину защищать. И никогда от неё не отступался. Ташкентское общевойсковое училище, служба в Германии, академия имени Фрунзе, оконченная с золотой медалью. А потом двадцать мест службы, причём отнюдь не «паркетного» офицера — Закавказье, Средняя Азия. И наконец, Афганистан, где дважды был ранен, представлен к ордену Красного Знамени и снят с должности после неудачного боя. «Поверьте, мне это перенести было чрезвычайно трудно. В глазах стояла красная пелена, — вспоминал он позже. — Но, переборов себя, я понял самое главное: считать себя всемогущим — великое заблуждение… Мне этот случай чрезвычайно помог. Для меня вопрос отличия и личных заслуг не играл никакой роли. Карьера — не главное. Прежде всего дело, потом всё остальное».
Неудивительно, что офицер с такой моралью и принципами стал настоящим командиром для своих подчинённых и в Чечне, что небольшой 8-й гвардейский корпус под его командованием не только оказался одним из самых боеспособных, но и понёс наименьшие потери. Потому что дело — прежде всего. В мирное время Рохлина, говорят, называли даже «самодуром», так как на взгляд некоторых слишком большое внимание уделял боевой подготовке. А в итоге получилось, как говаривал ещё великий Суворов: тяжело в учении — легко в бою. В бой генерал шёл вместе со своими солдатами и в Грозном, ставшем городом смерти. Когда спрашивали, почему — удивлялся: «А что бы тогда обо мне думали: в мирное время выжимал из нас соки, требовал, чтобы к войне готовились, а сейчас с нами не пошёл? Я знал, что спасу жизни многих людей. Так и получилось».
Государство приказало Рохлину воевать. Он, будучи офицером, воевал, делая всё возможное, чтобы с честью выполнить свой долг и сохранить человеческие жизни. Не прикрывал, как иные, трусость и предательство «благородным пацифизмом». А вот награду за войну, которую почитал неправедной, из рук неправедной власти брать не стал.
Совсем скоро власть эта поняла, что без таких людей, как Рохлин, на одних карьеристах и взяточниках просто не продержится. Ей позарез понадобились настоящие личности, настоящие герои. Не для того, чтобы прислушиваться к их мнению и использовать опыт, а из лицемерного желания замаскировать свою истинную сущность чужими подвигами и достоинствами. Вот только о том не подумали, что настоящие герои могут чего-то до поры до времени не знать и не понимать, но никогда не будут предавать себя и свои убеждения, приспосабливаться и пресмыкаться. Ни за чины и награды, ни из раболепия. Так что перед выборами в Госдуму в 1995 году Рохлин высочайшим повелением был включён в первую тройку избирательного списка тогдашней партии власти, черномырдинского «Нашего дома России». Сам Рохлин, видимо, полагал, что только так, с помощью политической власти и влияния, теперь можно защищать Родину, армию, — всё, что дорого и важно. То есть и в политике собирался заниматься тем же, чем в армии, в бою, на линии фронта.
Пригласившие же легендарного генерала в свои ряды чиновники думали не об армии и Родине, а исключительно о себе. В подобных ситуациях и проявляется натура и сущность человека. Сколько вроде бы достойных во всех отношениях генералов и тогда и ныне не выдержали такой проверки политикой, поскольку та стала для них лишь делом карьеры.
Рохлин, уже не как боевой офицер, а как глава Комитета по обороне в Государственной думе, взглянув на бедственное положение страны, не только не пожелал называть это достижениями демократии, но и о главных виновниках происходящего заявил во весь голос.
«Десятки миллионов долларов в Министерстве обороны разворованы. Конечно, я не мог мириться с этим… Армия по всем абсолютно позициям рушится. Идёт прямое предательство армии… Я возглавлял Комитет по обороне более двух лет и знаю, как Ельцин был расстроен, когда ему доложили, что первый раз меня не удалось снять с должности», — публично и без оглядки на высокое начальство говорил Рохлин. Для этого начальства честность и неподкупность генерала, его гражданское мужество оказались шоком. Рохлин стал врагом номер один для Кремля.
А ему не нужны были партийные должности и посты, которые он без сожаления оставил. Более того, именно получив политическую самостоятельность, Рохлин стал, пожалуй, наиболее яркой и перспективной политической фигурой на тот момент. Человека, для которого, по собственным словам, главная идеология — патриотизм, кто собственным делом и кровью подтвердил свою любовь к Родине, слушали многотысячные митинги, военные гарнизоны, бастующие шахтёры. И не просто слушали: там, где оказывался Рохлин, непременно исчезала апатия, начиналось движение. Созданное генералом Движение в поддержку армии (ДПА) стремительно набирало вес. Десятки тысяч офицеров, как вышвырнутые ельцинскими «реформами» из армии, так и те, кто продолжал вопреки всем действиям центральной власти служить Отечеству, почувствовали в Рохлине своего лидера, своего вождя, а самих себя осознали реальной силой. Как своего лидера приняли генерала и многочисленные шахтёры, пикетировавшие летом 1998 года Дом правительства.
«Семь лет потеряно, президент семь лет то пьянствовал, то болел. Всё разворовывается, средства срочно переправляются за границу. Я лично не за военную диктатуру. Я выступаю за то, чтобы сейчас у власти были люди знаковые, которые повели бы людей в правильную сторону… Я считаю, мы не должны дожидаться, когда наступит хаос. Все здоровые силы, в том числе и армия, должны объединиться и сказать: стой», — говорил генерал Рохлин в своём последнем интервью 2 июля 1998 года.
Врагам его, тем самым, кто создавал хаос в нашей стране, хорошо было известно, что для Рохлина это не просто слова. А потому через несколько часов после того интервью Рохлин был убит. У заказчиков убийства хватило цинизма обвинить в преступлении вдову генерала Тамару Рохлину. Имена настоящих преступников до сих пор не названы. Но они известны с самого начала. «Мы сметём этих Рохлиных», всего за несколько недель до убийства громыхал президент Ельцин. Но сметёшь ли целый народ? Похороны генерала превратились в поистине всенародное, стихийное, массовое и искреннее народное прощание. Так провожают только великих народных лидеров и заступников.
К несчастью, наследники и продолжатели преступного дела и сегодня у власти в России. А потому и ныне так актуально многое из того, что говорил и делал Лев Рохлин.
07.06.2007
Павел Свиридов «Советская Россия»
Мой генерал. Отдельной строкой (из книги П.М. Хомякова «Отчет Русским Богам ветерана Русского Движения»)
После покушения на Юрия Беляева в 1994-м году и фактического удушения нашей Партии Свободы (тогда она еще называлась НРПР Беляева) приложить силы в общественно-политической деятельности мне было некуда.
Однако, я приобретал все больший опыт в журналистике. Первые пробы пера были довольно успешны. А, кроме того, в журналистике очень пригодился мой профессиональный опыт как системного аналитика. Ибо с 1981 года я работал во Всесоюзном институте системных исследований АН ГКНТ и Госплана СССР (ныне Институт системного анализа РАН).
Этот опыт аналитической работы несколько раз помогал мне делать маленькие сенсации. Так, не зная ничего о реальных фактах, я «на кончике пера» почти дословно угадал вопросы, обсуждавшиеся на тайной встрече Лужкова, Явлинского и Лебедя. А потом так же угадал готовившуюся, но не состоявшуюся тогда, отставку Черномырдина.
В итоге я оказался приглашен в аналитическую службу РИА «Новости».
Поэтому на первый учредительный съезд Движения в поддержку армии (ДПА) осенью 1997 года я пришел, как представитель РИА «Новости». Выступление Рохлина приятно удивило меня. В целом оно не отличалось от многочисленных выступлений лидеров тогдашней оппозиции, которых я искренне презирал.
Но это только в целом.
В выступлении содержалось несколько тезисов, которые, будучи выделены внимательным слушателем и сопоставлены друг с другом, позволяли сделать вывод, что генерал собирается не болтать, а брать власть силовым способом.
Такая смелость (фактическая заявка на силовое взятие власти) и глубочайший ум (умение запрятать эту заявку так искусно) покорили меня. Кроме того, Рохлин производил впечатление интеллектуала и эрудита. При этом оставаясь типичным военным в лучшем, уже забытом, понимании этого термина.
Повторяю, я был просто очарован масштабом этой личности. Никогда ни до, ни после этого мне не довелось встречаться с человеком такого уровня. Человеком, который, по моему мнению был не до оценен современниками именно потому, что возвышался над ними как альпийский пик над пригорками. Тупые людишки России конца 1990-х просто не могли так высоко задрать головы, чтобы увидеть и понять рядом с кем они имеют честь находиться.
Я написал статью, комментирующую этот съезд. И, с согласия своего руководства в РИА «Новости» сдал ее в некоторые газеты.
Статья попала в аппарат Рохлина. Мне предложили встретиться. Звонил сотрудник пресс-службы генерала полковник А. Волков. Я пришел, принеся с собой одну аналитическую записку, которую написал по заказу одной банковской структуры. Записка была посвящена деликатному вопросу исследования различных вариантов силового взятия власти в России.
Судя по всему, и мои комментарии о съезде и моя записка понравились Льву Яковлевичу. На следующий день он запросто позвонил мне домой сам и пригласил придти к нему. Я с энтузиазмом согласился.
И принес на встречу еще ряд своих записок о кризисных явлениях в экономике страны и о возможных последствиях некоторых нестандартных шагов в предкризисной ситуации.
Генерал пришел в восторг.
— Предлагаю Вам стать моим штатным сотрудником, — без лишних предисловий предложил он.
— Лев Яковлевич, — ответил я, — работать с Вами большая честь для меня. Но давайте, я буду сотрудничать с Вами не официально. Это даст нам определенные возможности. Ведь журналистика, тем более т.н. «закрытая журналистика» сродни работе спецслужб. Зачем орать на весь мир о моем сотрудничестве с Вами.
— Согласен, — тут же согласился генерал.
Вообще, это был поразительно неординарный человек. Явно военный профессионал высочайшего класса. Со всеми присущими его корпорации чертами. И в то же время поразительно демократичный. Причем, не внешне, а внутренне. Способный мгновенно понять мысль собеседника и, если находил ее правильной, столь же мгновенно изменить свое мнение, не оглядываясь на личные амбиции.
Вот такой удивительный человек, жесткий, волевой, целеустремленный, и в то же время интеллектуальный, эрудированный, демократичный, до предела простой в общении.
Уже после, когда я уехал из Москвы, то волею случая встретился в своем городке с замполитом разведроты в полку Рохлина во время войны в Афганистане.
Рассказ этого человека я привожу здесь, ибо он очень точно характеризует генерала.
«На всю жизнь я запомнил самый драматичный момент и в своей жизни и в жизни Рохлина. Тогда полк получил приказ наступать на базу душманов вдоль ущелья.
Сомнения Рохлина относительно целесообразности такой операции были отметены командованием.
— Все узлы сопротивления будут подавлены авиацией. Вам только трупы собирать останется, — заявили ему.
Авиация действительно поработала усердно. Бомбардировщики ТУ-16 несколько часов буквально утюжили ущелье. Однако, эффективность ковровой бомбежки в горах невелика. Никаких узлов сопротивления в местности, изобилующей пещерами, таким методом не подавили.
И полк попал в огненный мешок.
Командир с трудом вывел своих людей из-под огня. Потери были огромными. Я, находясь со своей ротой в авангарде, выжил только чудом.
— Я не имею права дальше жить, — сказал после этого Рохлин и вынул пистолет.
Два присутствующих рядом офицера буквально повисли на руках у будущего генерала, не дав ему застрелиться. Я был свидетелем этой сцены и до конца жизни запомнил глаза Рохлина. Человека, несомненно, волевого и властного, прирожденного полководца. Но в тот момент эти глаза были наполнены такой болью и такой мукой осознания своей ответственности за каждого погибшего, что бывалым офицерам, что говорить, людям, изрядно очерствевшим душой, делалось не по себе.
Но еще больше поразил меня Рохлин, когда по полку прошел слух о дальнейшем поведении будущего генерала. На разнос приехавшего маршала, гневно вопрошавшего:
— Как же ты наступал?!!
Рохлин смело ответил:
— Как вы приказывали, так и наступал.
После этого, мужественного командира демонстративно унизили в присутствии подчиненных, объявив ему о снятии с должности перед строем его полка.
И, тем не менее, без таких, как Рохлин, невозможно воевать в принципе. И подполковник стал-таки полковником, а потом и генералом.
Никогда, ни до, ни после этого, я не наблюдал такого мужества у своих коллег. Можно быть смелым в бою. Этого у нас пока еще хватает. Но я ни разу не видел человека, настолько смелого перед начальством. Вот таких у нас после Рохлина не было и нет».
Этот рассказ я потом включил в одну из своих книг. Но это не выдумка романиста, а реальный рассказ реально существующего человека, подполковника В.А. Толстова. Я только несколько изменил стиль рассказа Владимира Алексеевича.
Однако, вернемся к нашему повествованию. Политическая аналитика действительно сродни работе спецслужб. Те, кому это было надо, не раз передавали через меня генералу конфиденциальную информацию.
Так, мы разоблачили первую попытку коммунистов «сдать» генерала в обмен на места для красных в правительстве. После поднятого скандала Селезнев с Зюгановым уже не могли тут же повторить попытку предать генерала.
Однако неприкрытая ярость Селезнева, комментирующего эти разоблачения в СМИ, была лучшим подтверждением того, что мы попали в точку.
Генерал был опасен красным. Опасен больше, чем Ельцин. Ибо звезда Ельцина клонилась к закату. А Рохлин вполне мог взять власть. И к левым он относился более чем прохладно. Тут, по-моему, помимо всего прочего, сыграли роль и гены, и воспитание.
Ибо Лев Рохлин был воспитан своим дедом, казачьим урядником Красновым.
Насколько близок Рохлин был тогда к власти, любой умный человек может догадаться хотя бы на основе следующего факта. Рохлина убили в начале июля, а в августе разразился дефолт. Представь себе, читатель, чем мог закончится этот дефолт, если бы при этом был жив Рохлин со своей ДПА и фактически подчинившимися ему добровольно всеми стачкомами страны.
Его реально рассматривали как будущего диктатора многие политические прагматики. Так, в 11 часов того самого дня, когда его убили, он должен был встречаться с Лужковым.
А о встрече с Лукашенко умолчу. Но мы в окружении генерала все о ней знали.
Впрочем, генерал не ждал дефолта. Начало решительных действий было намечено на 20 июля. Этому должно было предшествовать блокирование столицы по широкой окружности (на расстоянии 70-150 километров от МКАД) силами стачечников, которые подтянулись бы к Москве, идя к ней колоннами по типу знаменитого «марша на Рим» Муссолини. Некоторые сведения об этом потом просочились вовне. Так один западный корреспондент как-то уже в начале 2000-х годов спросил меня:
— А знаете ли вы о знаменитой карте Рохлина?
— Знаю, — ответил я, — сам рисовал.
Однако вернемся к нашему повествованию. К концу июня уже было очевидно, что Рохлина сдали красные. Они согласились со снятием генерала с должности главы комитета по обороне. Но его сдали и почти все генералы из ДПА. Эти отставники были связаны с красными и фактически выполняли их волю, а не волю Рохлина.
Между тем, сами красные координировали свои действия с Кремлем.
Я, и не только я, многократно докладывали генералу, что его окружают изменники. Он это понимал, но говорил, что не может сейчас, в преддверии решающих событий порвать с красными. В протестных массах их влияние было сильно. И разрыв с ними несколько дезориентировал бы массы в преддверии решающих событий. Генерал говорил, что такая дезориентация совершенно неприемлема в данной ситуации.
И он был прав.
С другой стороны красные тоже не могли позволить себе открыто интриговать против популярнейшего Рохлина в массах (уточним, именно в массах, а не в Кремле). Поэтому сложилась в некотором роде патовая ситуация. Которая разрешилась бы сама собой с началом активных действий.
К сожалению, нас опередили.
Последний «слив информации» о том, что ему не только изменили, но и готовят покушение, я передал ему за два дня до роковых событий.
— Лев Яковлевич! Уйдите на дно. Ведь без вас все рухнет, — взмолился я.
— Я не могу уйти на дно. Тогда я не буду иметь морального права отдавать вам приказы 20 июля. Или ты думаешь, Петр, что все это будет так легко и безопасно?
— Нет, — ответил я. – Но, Лев Яковлевич, эти предатели, связанные с красными, мастера подковерной борьбы. Они вас элементарно переиграют. Надо как-то сломать им игру.
— Когда мои БТРы будут стоять на Красной площади, я скатаю все ковры в России и засуну их в жопу всем мастерам подковерной борьбы. Веришь мне, Петр? – спросил он меня.
Как будто пружиной меня подбросило с места. Вскинув руку в каком-то неведомом приветствии, я заорал:
— Верю, мой генерал!
Лев Яковлевич искренне засмеялся.
Через день его убили.
Подло, ночью, спящего.
С самого начала наши люди установили, что генерала убили трое, затаившиеся ночью на чердаке его дачи. Потом их самих ликвидировали в близлежащей лесопосадке. А трупы попытались сжечь. Но до конца не сожгли.
Потом «правоохранители» говорили, что трупы трех мужчин спортивного телосложения, найденные сразу после убийства генерала в 800 метрах от дачи это «случайное совпадение». И что они там лежали «уже долго».
Ты веришь в это, читатель?
Я, нет.
Тем более, что тогда было очень жарко. Трупы, лежащие на солнцепеке несколько дней в непосредственной близости от поселка, провоняли бы всю округу и не остались бы незамеченными. Тем более, что в поселке полно собак, весьма чутких к такому соседству. Значит, трупы появились именно в день убийства.
Было еще масса нестыковок в официальной версии убийства. Все эти нестыковки многократно предоставлял прессе помощник генерала А. Морозов.
Я же хочу обратить внимание на поведение «соратника» генерала, депутата от КПРФ Илюхина. Его направили от Думы контролировать ход следствия. Первое, что заявил по приезде этот «борец с режимом» было:
— Я доверяю профессионализму своих бывших коллег.
Ты можешь себе представить, читатель, что партизанский командир хвалит профессионализм гестаповцев? Но примерно так выглядели комплименты «непримиримого оппозиционера» Илюхина ельцинским жандармам.
Еще один эпизод врезался мне в память.
После смерти генерала, я плакал так, как плакал только после внезапной для меня смерти своего отца. И я был не одинок. Все соратники Льва Яковлевича (за исключением его генеральского окружения) ходили с красными глазами.
И вот, идя вместе с пресс-секретарем генерала полковником Волковым, по коридорам Думы мы встречаем веселую гурьбу генералов, его былых «соратников». Среди них особенно веселыми рожами выделялись небезызвестный Ачалов и генерал-лейтенант Леонов, часто мелькающий по ТВ в программе у православного патриота Крутова.
Красная рожа Ачалова прямо-таки блистала от счастья.
— Чего такие смурные мужики? – весело проорал он.
Да, не успел Рохлин засунуть по назначению ковры мастерам подковерной борьбы.
Я смотрю ТВ и вижу крысиную морду того, кто отвечал тогда в команде Ельцина за деликатные дела. После убийства генерала его карьера резко пошла вверх.
Я ни на что не намекаю, читатель. Ты просто неправильно меня понял.
Но наши Боги видят все. Я верю Им. И пусть они простят меня за то, что я просто устал ждать. Ведь я обычный человек. Не герой и не пророк. Но, извините меня Боги за это желание собственными глазами увидеть Ваше Возмездие всей этой сволочи.
Источник:
http://via-midgard.info/news/article/2858-moj-general-pm-xomyakov-o-roxl…
✭✭✭✭✭ ☭ Сайт Никитушкина Андрея ;-) ☭ ✭✭✭✭✭ 