О молодом Сталине сейчас почти не пишут, несмотря на беспрецедентную популярность этого имени. Думается, потому, что нынешним, вступающим в сознательную жизнь поколениям эпоха, на которую пришлись юность и молодость вождя, кажется далёкой и малоинтересной. Про Великую Отечественную войну телевизор регулярно говорит в связи с Днём Победы и парадом 7 ноября 1941 года (правда, обходя молчанием, в честь чего тогда был этот парад и кто на нём выступал). Про 30-е годы ежедневно сообщают Сванидзе и активисты общества «Мемориал». О Гражданской войне — то есть, даже о самом факте — сейчас не знают практически ничего. Ну а о том, что в России происходило до 1917 года, вообще мало кто подозревает.
Этот период зиял бы провалом в сознании, если бы не проникновенные повествования о населявших страну многочисленных святых и мучениках преимущественно царской и других знатных фамилий или же священнического сана, если бы не «забытая правда» о крестьянстве, вовсе не таком нищем и забитом, как лгали злые большевики, и, конечно, не всероссийская пиар-кампания под лейблом «Пётр Аркадьевич Столыпин — великий спаситель великой России!», подкреплённая туманными телепередачами, солидными премиями, авторитетом Никиты Михалкова, памятниками и т.п.
В общем, не густо. Зато достаточно для внедрения идеи о некогда сильной, благополучной, православной державе, которую тёмные силы за чужие деньги опутали ложью и страхом, сбили со столбовой самобытной дороги в пучину междоусобицы и кровавой тирании. И по этой логике одним из самых последовательных и энергичных губителей Святой Руси оказывается как раз Иосиф Джугашвили, молодой грузинский крестьянин, недоучившийся семинарист, возмутитель спокойствия и рецидивист, за которым с 1905 по 1913 год непрерывно с переменным успехом гонялась полиция.
Небольшое отступление насчет законности и виновности. В прошлом, 2012 году свет увидел трёхтомник «Следственное дело большевиков. Материалы предварительного следствия о вооружённом выступлении 3–5 июля 1917 г. в г. Петрограде против государственной власти. Июль — октябрь 1917 г.». Выражая искреннюю благодарность сотрудникам Государственного архива Российской Федерации, сделавшим общедоступными эти интереснейшие материалы, нельзя пройти мимо более чем странного предисловия, написанного кандидатом философских наук О.К. Иванцовой. Подробно рассматривая библиографию, в которой большевиков клеймят как продажных изменников, автор, как на грех, выпускает из виду наиболее серьёзные работы по данной теме, подготовленные в последние годы как раз на основе тщательного изучения публикуемых архивных документов (См., например, Соболев Г.Л. Тайна «немецкого золота». — СПб., 2002.; его же, Тайный союзник. Русская революция и Германия. СПб., 2009). Конечно же, выводы у г-жи Иванцовой получаются вполне ожидаемые, и лишь осилив все три книги целиком (около 2400 страниц), читатель обнаруживает, что предисловие, мягко говоря, мало соответствует содержанию архивных дел. (Может, подобный шаг, вызывающий неловкость за специалистов-историков, готовивших публикацию, стал условием публикации вообще?) Выдавая желаемое за действительное, вслед за длинной вереницей обиженных Октябрьской революцией антисоветчиков, г-жа Иванцова «констатирует» наличие в большевистских кассах немецких денег и, осваиваясь с, видимо, приятной для неё ролью судьи, сообщает, что «мы могли бы сформулировать обвинение большевиков на двух уровнях: на уровне юридической науки и на уровне политической идеологии». Ну, с юридической наукой кандидату-философу всё понятно, а вот насчет «политической идеологии», по её словам, «обвинение большевиков может быть сформулировано главным образом как несоответствие стратегии и тактики большевизма нормам политической морали… их антигосударственной по сути идеологии» (указ. изд., С. 76).
Это было бы смешно, если бы не обескураживало. Почти столетие минуло с тех пор, как в жарких боях сначала с самодержавием, а затем с буржуазией, призвавшей в Россию интервентов, российские трудящиеся во главе с большевиками добились социальной справедливости и отстояли Советскую власть. И тут в Российской Федерации отыскался «остепенённый» учёный, заметивший, что эти самые большевики, оказывается, отвергали монархическую, феодальную и буржуазную мораль и призывали уничтожить эксплуататорское государство! Хочется от души поздравить г-жу Иванцову с запоздалым открытием, а дабы обвинения против большевиков, формулированием которых она себя обременила, имели дополнительный вес, снабдим её дополнительными «уликами».
Вот что писал Иосиф Джугашвили в ноябре 1906 года:
«Товарищи рабочие!
Что требуется пролетариату больше всего?
— знать своих врагов, знать своих друзей.
Кто ему враги? Кто его друзья?
— враги — это все хозяева, все люди денежные, помещики, капиталисты.
— друзья — это все товарищи пролетарии, борющиеся под его красным знаменем.
Кто ещё ему враг?
— враг — это полицейское правительство.
Что нам делать?
— бороться с нашими кровными врагами — со всеми объединившимися против нас буржуями и защищающим их правительством…
— объединиться, слиться с нашими, со всеми работающими по найму, со всеми пролетариями.
Как и за что бороться?
— пролетариат под руководством политической партии, социал-демократической партии, борется против правительства и его незаконного господства и путём разрушения буржуазного мира расчищает путь к социализму, то есть к безраздельному царству труда… Следовательно, да здравствует политическая борьба, да здравствует её истинный знаменосец — сознательный социалистический пролетариат!
— работающий по найму рабочий класс под руководством профессиональных союзов повседневно борется с хозяевами, нанимателями и этим путём также стремится к установлению, осуществлению царства социализма.
Следовательно, да здравствует рабочий класс, ведущий социально-экономическую борьбу со всей буржуазией!» (газета «Ахали Дроеба». 1906. № 2).
Как видим, налицо прямая антиправительственная пропаганда и безусловное попрание всех общепринятых на тот момент норм политической морали…
По сравнению с нынешней эпохой та пора отличалась большей ясностью и в отношении политического спектра и социально-экономической обстановки вообще. На наших глазах так называемые социал-демократические правительства сплошь и рядом проводят правоконсервативный курс финансового капитала откровенно полицейскими мерами; ничем не обеспеченные виртуальные миллиарды, извлечённые из столь же виртуального банковского сектора, громят реальные промышленные ресурсы и ставят на колени целые страны; разрозненный и обезглавленный пролетариат, на две головы выросший за минувшее столетие в отношении квалификации и замещения рутинного физического труда умственным творческим, демонстрирует в социальном отношении беспомощность, приличную скорее крепостному рабу, чем подлинному производителю реальных благ, каковым он и был, и является.
В те времена, когда молодой Джугашвили возглавлял первые забастовки в Закавказье и организовывал маёвки, экономическая картина была предельно ясна. Рабочие были подчас лишь немногим грамотнее крестьян (напомним, что к 1897 году неграмотным в Российской империи оставалось 4/5 населения!). Однако прозрачность экономических отношений была такова, что первая глава первого тома «Капитала» Маркса, даваемая в кружках и вечерних школах, уяснялась ими без труда. Откровенное варварство царских чиновников, стократ увеличивавшееся в национальных окраинах, регулярные голодовки, с которыми при самых отсталых аграрных формах и абсолютном небрежении жизнями крестьян ничего не мог поделать царизм, высокая концентрация промышленного пролетариата как следствие бурной начальной фазы развития капитализма в России — всё это создавало взрывоопасную смесь. Молодёжь из необеспеченных трудящихся слоёв и лучшие представители интеллигенции активно включались в борьбу с крепостническими пережитками и полицейским произволом, за лучшую долю для трудящегося большинства. Что означал в ту пору этот выбор?
С 21 года Иосиф не имел дома. До 1904 года он ещё наезжал на несколько дней домой к матери, но жизнь профессионального революционера требовала нелегального режима существования. Просто бегать и прятаться не имело смысла. Масса людей не выдерживала такого режима, расставалась с товарищами и организацией по принципиальным или иным мотивам, возвращалась к обычной жизни. Оставались те, кто желал бороться. А формы борьбы в ту пору были ясны и понятны.
Необходимо было укоренять партию на заводах и фабриках. Рабочая партия и должна была состоять из рабочих, только тогда можно было надеяться повести за собой целый класс. Требовалось просвещать рабочих в кружках, разъяснять им их классовые интересы, показывать разницу между экономической и политической борьбой. Для рабочих нужно было быть своим, чётко и без фальши чувствовать их коренной интерес. Без абсолютного с их стороны доверия невозможно было помогать им организовывать стачки, вести их на демонстрации, часто под пули и казачьи нагайки.
Помимо мужества и полной самоотдачи, такая работа требовала постоянной учёбы, ибо непрерывно приходилось разъяснять значение тех или иных политических событий, отстаивать свои принципы на открытых дискуссиях в столкновениях с экономистами, меньшевиками, эсерами, националистами, которые также были заинтересованы в поддержке со стороны рабочих.
Обычным делом было срочно подготовить текст прокламации, обеспечить её выпуск и распространение. Умение сжато, кратко и понятно каждому выражать мысль вырабатывалось годами практики. Но при этом надо было зажечь людей, придать им силы, подкрепить их убеждения неоспоримыми аргументами. В июне 1905 года, в связи с гибелью чиатурских рабочих от рук казаков, Джугашвили написал листовку белым стихом (при переводе стихотворный ритм не соблюдался). «Сегодня, когда повсюду слышен клич борьбы, — писал он, — когда страна поднялась и, ринувшись в атаку, окружила врага и смяла его; сегодня, когда народ вооружается и бросается в волны восстания, когда трон гнусного царя катится в могилу, — нам говорят: «Не смейтесь, лейте слёзы, плачьте!»
Мы и слёзы?! Разве борцы плачут? Разве победители льют слёзы? Почему плакать? Не потому ли, что падает самодержавие? Из-за этого ли нам плакать, поэтому ли нам горевать? Разве у вас оплакивают врагов? — “Льётся кровь наших братьев, вот почему мы должны лить слёзы”…»
Когда было нужно, он брался организовать и вести новую газету взамен разгромленной и нейтрализованной полицией. И делал это не раз и не два. Нужно знать, что в апреле 1912 года ставить выпуск первой общерусской большевистской газеты «Правда» в России ЦК доверил Сталину, в том числе и как уже опытному редактору и публицисту.
Когда было нужно, Сталин, работая в Бакинском комитете летом и осенью 1908 года, прятал технику (типографию и шрифты), и делал это так, что пробравшийся в организацию неразоблачённый провокатор, казалось, всё видящий и знающий, так и не смог навести полицию на след.
Когда было нужно, вступал в теоретические споры и готовил рефераты на злободневные темы, по которым позиция партии играла ключевую роль. Помимо известнейших работ «Марксизм и национальный вопрос» и «Анархизм или социализм?», его перу принадлежат программные статьи «Коротко о партийных разногласиях» (май 1905 года), «Ответ “Социал-Демократу”» (август 1905 года), «Гегемония пролетариата в нынешней революции» (июль 1906 года), «Либеральная буржуазия в русской революции» (март 1907 года) и многие, многие другие.
Когда было нужно, он в феврале 1908 года в Баку разрабатывал план и организовывал налёт на флотский арсенал. Вообще, как же это упомянутая выше г-жа Иванцова позабыла о таком убийственном обвинении против большевиков, как экспроприации? Боевые организации РСДРП действовали в 1905–1906 годах, добывали, перевозили и прятали оружие для будущего восстания, пытались получить средства, нападая на кассы. Самые известные «эксы» — нападение на транспорт казначейства в июне 1907 года в Тифлисе и налёт на почтовое отделение на станции Миасс в августе 1909-го. Эта деятельность, в отличие от эсеров, не входила в арсенал средств РСДРП, отношение к ней в партии было неоднозначным, а случаи эсдековских эксов единичны. Между тем, деятели, которые связывают сегодня имя Джугашвили с эксами и, как им кажется, тем самым уличают его в чём-то позорном и уголовном, сильно рассмешили бы и самого Кобу, и его товарищей. Виднейший большевик-боевик, человек отчаянной храбрости и смекалки, Симон Аршакович Тер-Петросян, более известный как Камо, пользовался в партии заслуженным уважением. Работников боевых групп больше других конспирировали и берегли от случайных провалов. В группы подбирали самых надёжных и преданных товарищей. И поручаемая им работа — добывание средств для революции — была таким же заданием, как и другие, просто более опасным и ответственным. Бывшие боевики после революции работали в разных сферах и не имели привычки скрывать своё прошлое, которым в пору было гордиться. Об этой деятельности в СССР выходили документальные сборники, где участники акции перечислялись поимённо.
Но существовали и другая сторона вопроса, о которой нужно упомянуть. Финансирование партийной работы, конечно, было задачей непростой. Эксы для этого не годились. Настоящие источники было трудно найти, их тщательно оберегали. Манипулирование этими средствами рассматривалось в революционных кругах, наряду с провокацией, как самый тяжкий грех. Например, в 1905 году владелец мебельной фабрики на Пресне 22-летний Николай Павлович Шмидт, сочувствовавший революции, снабжал рабочих деньгами и оружием. В ходе декабрьского восстания здание фабрики, где до последнего держались рабочие дружины, было разрушено артиллерией, Шмидт арестован и скончался в тюрьме. Своё состояние он завещал партии, и большевики получили, таким образом, около 300 тыс. рублей. В 1911 году в пылу полемики с ленинцами, полагая, видимо, что за отсутствием дельных аргументов, хороши любые, Мартов в брошюре «Спасители или упразднители?» обвинил большевиков в том, что они ограбили семью Шмидта и присвоили его состояние. Ложь была тем омерзительнее, что вопрос партийной кассы выносился на публичное обсуждение. Каутский и Плеханов, далёкие от ленинских взглядов, назвали брошюру отвратительной.
Мы привели этот эпизод не только для того, чтобы охарактеризовать Мартова. Дело в том, что в марте 1918 года, уже после Октябрьской революции Мартов выступил в прессе с «разоблачительным» заявлением теперь уже в адрес Сталина. Он обвинял Сталина в причастности к экспроприации на пароходе «Николай I» в 1908 году, в покушении на убийство своего же товарища-большевика, а также в том, что он за это был якобы тогда же судим партийным судом и изгнан из партии. Сталин потребовал открытого разбирательства и защиты своей чести, а на суде в глаза назвал Мартова лгуном. Ни по одному из пунктов обвинения Мартов не смог представить ни доказательств, ни свидетелей, сославшись лишь на сведения, которые получил когда-то из третьих рук.
Забавно, что в ноябре 2008 года по стопам Мартова пошла газета «Комсомольская правда» (см.: Садков П. Тайные грабежи Сталина крышевал Ленин). Теперь, конечно, можно не бояться, что привлекут к суду или заслуженно плюнут в лицо…
Игнорируя сталинские молодые годы, невозможно понять, откуда взялся фронтовой работник Гражданской войны, партийный организатор 20-х, стратег социально-экономического движения 30-х, военачальник и дипломат 40-х. Конечно, он всё время чему-то учился, осваивал новые для себя поприща. Но не надо забывать, что Февральскую революцию Сталин встретил в 38 лет, то есть уже сложившейся личностью. Менялись сферы его деятельности, но в наркомовских кабинетах, фронтовых поездках, президиумах и за столом международных конференций, в расчетливости и порывистости, в решимости и бесповоротности, жесткости и упрямстве, находя единственно верные решения или же совершая неизбежные для каждого при спешке и нехватке информации промахи, он, прежде всего, оставался профессиональным революционером, продолжавшим в меру сил и умений дело, которому однажды в юные годы без остатка посвятил свою жизнь.
Предлагаем Вашему вниманию несколько малоизвестных сталинских текстов дооктябрьского периода. Это листовки и статьи в закавказской большевистской прессе, написанные преимущественно по-грузински. Их готовили к печати в 30-40-е годы прошлого века в рамках сталинских Сочинений. Но формат издания, а главное, воля автора, не стремившегося, вопреки сложившимся стереотипам, к чрезмерному выпячиванию своей роли, не позволили тогда же их обнародовать. Между тем, по нашему убеждению, они хорошо передают как неповторимый колорит эпохи, так и характерные черты личности автора, яркого, импульсивного и в то же время твердо убежденного в правоте великого дела борьбы за счастье трудящихся. В полном объеме эти и другие, исчисляемые тысячами, малоизвестные и вовсе неизвестные сталинские материалы включены в новое многотомное издание «Сталин. Труды», первая книга которого в ближайшие дни выходит в свет. Заявки на приобретение томов этого издания можно направлять по адресу sunlabour@yandex.ru.
Ричард Косолапов
Сергей Рыченков
* * *
ИЗ СТАТЬИ «РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ НА КАВКАЗЕ В 1899–1901 гг.»
Поразительные события произошли в нашей стране за последние два-три года. 19 апреля 1899 г. всего около семидесяти рабочих, собравшись тайно за городом, под красным знаменем, крепко поклялись друг другу: объединимся, присоединим к себе всех наших собратьев и смело поведем борьбу с нашим общим врагом-буржуазией и правительством.
Через год, опять-таки 19 апреля собрались за городом под красным знаменем уже не семьдесят, а около четырехсот-пятисот передовых рабочих и еще крепче поклялись друг другу в братстве, единении, поклялись самоотверженно бороться с врагом.
Еще через год, к 22 апреля 1901 г., их число возросло до двух тысяч. Это была уже целая армия! Они больше не скрывались за городом, они выступают на площади в самом центре города, с тем же красным знаменем в руках и уже вызывая врага на бой, громко, во всеуслышание восклицают: «Да здравствует политическая свобода! Долой тиранию! Да здравствует восьмичасовой рабочий день!».
Какая дерзость! Молодая, насчитывающая всего два-три года существования, рабочая организация вызывает на бой правительство, расшатывает веками укреплявшиеся устои!..
Но прежде чем рассматривать это «поразительное» явление, хотя бы вкратце расскажем, что представляло собою наша страна два-три года тому назад.
Трудно было найти в те времена во всей Российской империи такой мирный и тихий край, как наш Кавказ. Во всей своей огромной державе правительство нигде не предполагало более верных и «благонадежных» подданных, чем кавказцы. Правительство могло представить себе всевозможные бедствия, но чтобы Кавказ когда-либо оказал ему неповиновение, этому оно не могло поверить. И этой самоуверенности были основания. Кавказ сам внушал правительству такую уверенность, весь этот край рабски склонил голову перед самодержавием и, подставив спину, как бы говорил: сдирай с моей спины сколько вздумается шкур, высоси из моих жил сколько хочешь крови! И царизм преспокойно сдирал шкуры, сосал кровь.
Правда, кое-где, изредка, раздавался ропот отдельных «патриотов» о столь горестной судьбе родины, но ропот этот был столь глух и слаб, что правительство ни во что не ставило его, прикидывалось глухим. Оно нисколько не страшилось сопротивления наших «патриотов» и не ошибалось в этом: ропот «патриотов», и без того слабый, постепенно затих совсем и дело дошло до того, что хваленые «сыны отечества» перестали даже хныкать и убого и жалостно, как нищие, молили правительство: бога ради, пожалей нас, окажи нам милость. И правительство «по-отечески» стало гладить по головке верных своих подданных. Оно сулило им всяческие блага, на словах, конечно, а на деле с каждым новым днем все усерднее рыло могилу их родине.
И в других отношениях Кавказ не представлял для правительства какой-либо опасности. Правда, иногда бастовали рабочие в депо и мастерских железной дороги или на каком-либо заводе, но это бывало крайне редко, да к тому же рабочим и в голову не приходило оказывать сопротивление самому правительству. Они имели дело лишь с хозяевами, боролись только из-за куска хлеба, а требовать от правительства каких-либо прав они вовсе не умели.
Словом, в политическом отношении весь Кавказ находился в состоянии летаргического сна, могильная тишина и неподвижность сковала его, не было слышно «ниоткуда гласа, ниоткуда зова». Весь Кавказ находился в глубоком сне, и еще глубже уснули его часовые, которых правительство поставило здесь на всякий случай для охраны спокойствия. Беспечно жили эти господа, и беспечно было в отношении Кавказа и само правительство, твердо уверенное в том, что хоть край не причинит ему хлопот, что хоть здесь не вспыхнет недовольство народное, которое в самой России постепенно подрывало его и на уничтожение которого оно тратило все свои силы.
Но смотрите, как коварна судьба! Она и тут изменила «бедному» правительству! Неожиданно произошло ошеломляющее событие. 19 апреля 1899 г. сразу, одним ударом, нарушилась эта страшная и убаюкивающая тишина на Кавказе. Сразу всколыхнулся и рассекся затхлый воздух, который охватывал всю эту страну. И здесь, хоть и глухо, но достаточно смело раздавались голоса: «Рабочие Кавказа, объединяйтесь! Да здравствует свобода, восьмичасовой рабочий день!» и т. д. Что случилось? Откуда послышались эти странные и грозные голоса? Это были голоса именно тех семидесяти рабочих, которые, собравшись за городом, с красным знаменем в руках, призывали друг друга к объединению и борьбе, которые в следующем году превратились в четыреста-пятьсот рабочих, а еще через год — более чем в две тысячи.
Так взошло семя недовольства даже в нашей безобидной стране. Так вырвалось наружу чувство «неповиновения» из сердца даже этого бессловесного, послушного раба. Оказалось, что чувство это зародилось тайно и расправляло крылья в глубине народного сердца именно в то время, когда «весь Кавказ» изъявлял правительству рабские чувства и полное повиновение. Именно в это время в глубинах народных происходило тайное брожение и кипение, зрело семя недовольства и сопротивления.
Откуда зародилось в сердце народном это изумительное семя, это странное чувство, это удивительное брожение и кипение? Где крылся источник всего этого?
Источник этого находился, прежде всего, конечно, в жизни самого городского рабочего люда. Сегодня для всех ясно, что условия жизни городских, или промышленных рабочих всячески содействуют сознанию рабочими своего единства и своих интересов; сама жизнь и развитие промышленности показывают рабочим, что их давит, кто их действительный враг, кто эксплуатирует их и с кем им следует бороться. Но мы сильно ошиблись бы, если бы полагали, что в Тифлисе, где впервые возникло движение кавказских рабочих[1], лишь развитие общественной жизни и промышленности создало это движение. Во всяком случае мы не можем сказать этого про то движение, которое началось у нас сознательно и организованно, а не стихийно. А рабочее движение в тот момент, с которого мы начинаем его рассматривать, т. е. 19 апреля 1899 г., имело уже сознательный характер и определенную организацию. Мы и должны найти источник этой организации, этой сознательности.
Если бы у нас рост сознательности, организованности рабочих был предоставлен только развитию промышленности, то нам пришлось бы долго ждать, пока движение приняло бы организованный характер. В самом деле, ведь промышленность у нас только становится на ноги, а для выработки прочной организации рабочих безусловно необходимо высшее развитие промышленности, конечно, в том случае, если на рабочее движение не знают влияния другие, внешние обстоятельства.
И вот именно такое внешнее обстоятельство и было причиной тому, что у нас рабочее движение так рано и так заметно расправило свои крылья. Это внешнее влияние заключалось в том, что рядом с нашими рабочими стала наша передовая интеллигенция, взявшая на себя просвещение и руководство ими. Она основательно изучила рабочее движение в Западной Европе и душу этого движения — учение революционной социал-демократии. И уверенные в том, что это учение имеет почву и на Кавказе, — так как жизнь и здесь принимает тот вид и то направление, которое выработала западноевропейская жизнь, так как и здесь промышленность постепенно развивалась и готовила себе большую будущность, зарождая класс пролетариев, — эти образованные молодые люди (интеллигенты) стали распространять среди рабочих учение революционной социал-демократии. С этой целью они отобрали наиболее надежных, заслуживающих доверие рабочих, составили из них кружки и начали проводить пропаганду, с помощью которой должны были привить рабочим социал-демократические принципы. Доброе семя упало на плодородную почву. Кавказские рабочие, в особенности грузины, оказались очень восприимчивы, луч великого учения, подобно электрическому току, пронизал все их существо; они глубоко прониклись социал-демократическими идеями; в сердце их глубоко запали революционные устремления.
Однако число таких рабочих, которых вполне можно было подготовить одной лишь пропагандой, было очень ограничено. Пропаганда имела достаточное влияние лишь на передовые элементы, и так как такие рабочие составляли крайне незначительную часть рабочей массы, то уже года через три оказалось, что пропаганда стала постепенно терять свое значение, создание новых кружков для пропаганды постепенно затруднялось, становилось как бы невозможным продолжать и всю работу. Руководители рабочих уже не знали, каким путем идти и как действовать, какой тактики придерживаться в будущем.
Таково именно было положение, когда комитет, руководивший рабочими, состоявший к тому времени из интеллигентов и рабочих, впервые решил отметить международный рабочий праздник — Первое мая. Проведение вот этого праздника и разрешило вопрос о дальнейшей тактике, определило нужное и надлежащее направление деятельности. Хотя маевка совпала с первым днем праздника пасхи, когда многие рабочие разъехались по деревням, на празднование собралось все-таки до семидесяти рабочих, а если бы присутствовали все сознательные рабочие, то число их дошло бы по крайней мере до 100–200, как подсчитали сами участники маевки. На майском празднике присутствовали рабочие всех национальностей и различных предприятий (главным образом железнодорожных депо и мастерских, где раньше всего зародилось движение), а также несколько интеллигентов. Празднование происходило за городом, на горе.
Одно то обстоятельство, что столько сознательных рабочих собралось вместе, под своим собственным революционным знаменем, произвело на рабочих большое впечатление. Это впечатление стократ усилилось после того, как интеллигенты, а потом и сами рабочие произнесли восторженные речи. Восторгу не было конца. С празднования рабочие возвратились безмерно увлеченные своим великим делом, с удесятеренным революционным устремлением. Их настроение увлекло других рабочих, с которыми общались участники маевки, делились своими впечатлениями, своими мыслями и целями. Таким путем положено было у нас начало агитации. Таким образом, та тактика, которая до сих пор основывалась только на пропаганде, стала на путь агитации.
Конечно, это не исключало необходимости пропаганды. Наоборот, с помощью агитации она приняла более широкий размах, так как первомайская агитация сделала сторонниками рабочего движения очень многих рабочих. В результате, если до того организация новых кружков была затруднительна, то теперь, как грибы после дождя, росли новые и новые кружки. После этого пропаганда и агитация рука об руку вышли на арену деятельности, эти два способа действия то практикуются одновременно, то один вслед за другим, но один без другого, один независимо от другого — никогда… С этого момента преобладающее значение в рабочем движении приобрела агитация. И именно следствием этого было то, что у нас в течение каких-нибудь двух лет так участились стачки рабочих на различных промышленных предприятиях. Наиболее значительной из них была стачка на Тифлисской конной железной дороге, где забастовали все кучера и кондукторы, имевшие жестокое столкновение с полицией. Забастовка длилась полдня и затем прекратилась, так как было арестовано до 150 рабочих. Однако стачка не прошла даром, и если не тотчас, то спустя три месяца требования рабочих почти полностью были удовлетворены: рабочий день был сокращен, заработная плата увеличена, изменились многие правила, притеснявшие рабочих, и т. д.
За год рабочее движение в Тифлисе разрослось так, что на второй маевке вместо 70 рабочих мы видим уже 400–500 рабочих, под величественным знаменем, на котором изображены были Маркс и Энгельс, написаны соответствующие лозунги… Нечего и говорить, что одного такого величественного зрелища достаточно было для рабочих, чтобы их движение расширилось стократ. И действительно, в следующем году движение это охватывает весь город вплоть до захудалой типографии. В этом году особенно примечательна была стачка на заводе Адельханова, где в предыдущем году о таком событии не могли и мечтать, где комитет не сумел тогда найти и двух-трех человек для организации пропагандистского кружка, — столь отсталы были рабочие этого завода. Не проходило месяца, чтобы на каком-либо промышленном предприятии не произошла в этот год стачка, поражая согласованностью действий рабочих…
Брдзола. 1901. №№ 2–3. ноябрь–декабрь.
МЫ И СЛЕЗЫ?!
(ПО ПОВОДУ СУББОТНЕГО КОНЦЕРТА)
ПРОКЛАМАЦИЯ ЧИАТУРСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
ИМЕРЕТИНО-МИНГРЕЛЬСКОГО КОМИТЕТА
КАВКАЗСКОГО СОЮЗА РСДРП
25 июня 1905 года
Кавказский Союз Российской
Социал-Демократической Рабочей Партии
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Сегодня, когда повсюду слышен клич борьбы, когда страна поднялась и, ринувшись в атаку, окружила врага и смяла его; сегодня, когда народ вооружается и бросается в волны восстания, когда трон гнусного царя катится в могилу, — нам говорят: «Не смейтесь, лейте слёзы, плачьте!»
Мы и слёзы?! Разве борцы плачут? Разве победители льют слёзы? Почему плакать? Не потому ли, что падает самодержавие? Из-за этого ли нам плакать, поэтому ли нам горевать? Разве у вас оплакивают врагов? — «Льётся кровь наших братьев, вот почему мы должны лить слёзы».
Жалкие! Они не знают, что борьба нас воспитывает, что борьба всегда сопровождается кровью, что здание свободы строится лишь невинной кровью народной! Они забывают, что капли пролитой крови приводят к трону победы! Слепые! Они не видят яркого сияния свободы в крови народной! Они боятся борьбы храбрых, они боятся победы!
Нет! Нам не к лицу слёзы! Слёзы — удел трусов. Нам нравится победный клич, нам хочется смеяться, вы слышите — смеяться!
Так пусть же грянет наша песня, пусть раздаётся в стране наш смех — смех радости! Вот почему мы хотим смеха. Бить в литавры — вот чего мы хотим. Когда враг льёт слезы, убивается, стонет и корчится от боли, наш долг — бить в литавры, наш долг — радоваться. Победители не плачут, храбрые не будут лить слёзы!
Вы же, господа мягкосердечные, плачьте, лейте слёзы! Вам, трусам, более к лицу плач! Вы не видите поражения врага. Вас приводит в трепет кровь борьбы, стойкая борьба вызывает в вас скорбь, вы боитесь победы!
Так плачьте же, трусы, нам хочется смеяться, видя ваши слёзы.
Чиатурская рабочая социал-демократическая организация
Имеретино-Мингрельского комитета
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Бушует жизнь — нарастают и крепнут движущие силы революции; глубокий экономический кризис, всё более и более усиливаясь, выбрасывает десятки тысяч рабочих с фабрик и заводов. Опустошающий деревню голод, охвативший в истекшем году 26 губерний, огненной лавиной разливается по лицу необъятной России и оставляет без куска хлеба многострадальное крестьянство.
Углубляется и ширится волнение рабочих и крестьян. Просыпается к сознанию и выправляется униженная солдатская масса, всё новые и новые ряды собираются под знаменем революции, и недалёк тот момент, когда революционное возбуждение нахлынет грозным потоком: факты говорят, что жизнь готовит новый взрыв, более могучий, чем декабрьский, — мы накануне восстания.
С другой стороны, оправляется и постепенно крепнет ненавистная народу контрреволюция. Она уже успела сколотить камарилью и, собирая вокруг себя помещиков и фабрикантов, сзывает под своё знамя все тёмные силы страны, становится во главе черносотенного «движения», организует новое наступление на народную революции, готовясь таким образом с большой помпой к её разгрому.
И чем дальше, тем больше становится очевидным, что вся страна распадается на два противоположных лагеря: лагерь революции и лагерь контрреволюции. Тем грознее противостоят друг другу два вождя двух лагерей — пролетариат и старое правительство, — и тем яснее становится, что между ними непроходимая пропасть. Одно из двух: или победа революции и самодержавие народа, или победа контрреволюции и старое самодержавие! Кто садится между двух стульев, тот изменяет революции, кто не с нами, тот против нас!
Колеблющаяся Дума с её колеблющимися кадетами застряла между двух стульев. Она желает немножечко ограничить права самодержавия, но с тем, чтобы обрезать крылья и подорвать основы народной революции. Она стоит в оппозиции к самодержавию, но в то же время она в большей оппозиции к народной революции, она топчет ногами революционные требования народа, как, например, отобрание земель крестьянами, обрекает на безмолвие членов «рабочей группы», издевается над крестьянскими депутатами и, таким образом, стоя между двух станов, стремится примирить революцию с контрреволюцией, заставить волка пастись с ягнёнком и… «одним ударом» угомонить революционный ураган. Вот почему Дума до сих пор не смогла сделать ничего, кроме толчения воды, не стала политическим центром, не мобилизовала народ вокруг себя и вынуждена беспочвенно болтаться в воздухе. Ясно, главной ареной борьбы остается всё та же улица.
И вот жизненные факты нам говорят, что в этой уличной борьбе, борьбе решительной, силы контрреволюции изо дня в день слабеют и разлагаются, тогда как силы революции непрестанно растут и организуются в стройные отряды, что собирание сил революции и их организация происходит под руководством передовых рабочих, а не буржуазии (вспомните октябрьско-декабрьские события). А это означает, что возможна победа нынешней революции и доведение её до конца; но это возможно только в том случае, если и в дальнейшем будут возглавлять передовые рабочие (социал-демократы), если сознательный пролетариат достойно осуществит руководство революцией.
Так говорит жизнь.
Отсюда само собой ясно, что надо делать.
Энгельс говорил, что партия «должна быть сознательной выразительницей бессознательного процесса», т. е. она, партия, сознательно должна выражать то, о чём бессознательно вопиёт бурлящая жизнь.
Жизнь говорит, что народная революция не угасла, что она, наоборот, всё более обостряясь, поднимаясь всё выше и выше, идёт к новым боям, — следовательно, наш долг сознательно готовиться к этим боям, довести до конца революцию и самоотверженную борьбу народа увенчать самодержавием народа.
Жизнь говорит, что невозможно примирить революцию с контрреволюцией, что Государственная Дума, ставшая с первых же дней на путь примирения их, ничего не сделает, кроме толчения воды, что антиреволюционная Дума, неустанно ведущая борьбу с революционными группами «рабочих» и «трудовиков», никогда не станет политическим центром страны, не сможет мобилизовать никакого революционного народа и что она неизбежно станет потаскушкой реакции, — следовательно, наш долг рассеять напрасные надежды на кадетскую Думу, решительно бороться с политическими иллюзиями народа, энергично призывать рабочих и крестьян сплачиваться вокруг групп «рабочих» и «трудовиков»; наш долг — громогласно заявить, что главная арена революции — улица, а не Государственная Дума, что победа народа, главным образом, должна родиться на улице, через уличную борьбу, а не в Думе, через думскую «деятельность».
Наконец, жизнь говорит, что победа революции, доведение её до конца и утверждение самодержавия [народа] возможны только в том случае, если революцию возглавят сознательные рабочие, если вождём революции будет социал-демократия, а не буржуазная демократия, — следовательно, наш долг уничтожить водительство буржуазных демократов, сплотить вокруг себя революционные элементы города и деревни, стать во главе их революционной борьбы, теперь же начать руководить их каждодневным выступлением и, таким образом, фактически укрепить почву пролетарской гегемонии, которая поставит борющийся пролетариат на собственные ноги, превратив его в независимую силу.
Вот что нужно нам, вот что должны мы делать.
Коба
Ахали Цховреба. 1906. № 1. 20 июня.
ГЕГЕМОНИЯ ПРОЛЕТАРИАТА В НЫНЕШНЕЙ РЕВОЛЮЦИИ
Революция не угасла, она с каждым днём разгорается и поднимается к высшей точке, — это очевидно. Долг социал-демократов способствовать усилению революции, довести её до конца и увенчать самодержавием народа, — это также очевидно, конечно.
Очевидно и то, что довести революцию до конца — значит осуществить нашу программу-минимум, т. е. 8-часовой рабочий день рабочим, землю крестьянам, отмена воинской повинности и косвенных налогов и полная политическая и гражданская свобода всем, без различия пола и национальности. Да, всё это само собой очевидно…
Но как мы должны способствовать доведению революцию до конца и что для этого нужно — вот в чём вопрос.
Наша революция очень напоминает великую Французскую революцию, она также буржуазна, как и французская революция. Однако, несмотря на это, разница между ними огромна. Французской революции не сопутствовало то крупное машинное производство, которое мы имеем в настоящее время, — следовательно, ей не способствовал тот острый классовый антагонизм, ареной которого является нынешняя Россия. Поэтому-то пролетариат в те времена был беспомощен. Он не имел никакой собственной партии и вынужден был плестись в хвосте буржуазии. Поэтому-то было, что «пролетариат боролся, буржуазия же приобретала права», — пролетариат проливал кровь, а буржуазия готовила оружие против него и в конце концов оставила его ни с чем. Да, Французскую революцию возглавляла буржуазия, и потому-то она не была доведена до конца.
Совершенно иную картину представляет современная Россия. В России существует и развивается крупное машинное производство. Здесь крупная буржуазия и пролетариат противостоят друг другу. Здесь классовые противоречия доходят до высшей точки. Поэтому-то пролетариат здесь не так беспомощен, каким он был во Франции, поэтому-то он имеет собственную партию с своей программой и тактическими принципами, своими путями стремится к своим классовым целям, не довольствуется ролью хвоста буржуазии. Наоборот, мы видим, как российский пролетариат безостановочно добивается гегемонии в революции. Пролетариат будит революционные элементы деревни и города, пролетариат учит их борьбе против самодержавия. Под его водительством происходят октябрьское и декабрьское выступления, под его же водительством начинается новое революционное выступление (вспомните июньские демонстрации в Петербурге). И вот мы видим, что революционные элементы деревни и города непрестанно сплачиваются вокруг пролетариата, они прислушиваются к его борьбе, они во всём подражают пролетариату, они бастуют, объявляют бойкот и организуются в союзы точно так же, как это делает пролетариат, — всем этим они возвещают всему миру, что гегемоном нынешней революции является борющийся пролетариат. Да, пролетариат — этот идейный и практический центр, у которого заимствуют лозунги и вокруг которого собираются революционные элементы деревни и города. А это значит, что сегодня во главе русской революции стоит пролетариат и окончательная победа её возможна только в том случае, если гегемоном и в дальнейшем будет выступать пролетариат.
Гегемония пролетариата в нынешней революции — вот что необходимо для доведения революции до конца и установления самодержавия народа. Вот на чём должны строиться нынешние действия нашей партии.
Во Франции буржуазная революция использовала революционную энергию пролетариата и затем отбросила его далеко, к голоду и нужде, — это называют гегемонией буржуазии.
В России пролетариат должен использовать буржуазную революцию и затем отбросить её далеко в историческое прошлое, дабы стать на собственные ноги и смело перейти к социализму, это называют гегемонией пролетариата.
После всего этого мы предоставляем читателю дать оценку словам меньшевика Мартынова: «Гегемония пролетариата — вредная фантазия… Пролетариат должен следовать за крайней демократической оппозицией» (см. «Две диктатуры»), т. е. пролетариат должен плестись в хвосте буржуазии. Читателю же мы предоставляем оценку подобных же взглядов Рахметова, к которым присоединяются меньшевики (см. «Голос труда», № 2–3).
Коба
Ахали Цховреба. 1906. № 11. 4 июля.
РЕАКЦИЯ СВИРЕПЕЕТ, — ТЕСНЕЕ СОМКНЕМ СВОИ РЯДЫ!
9 июля реакция распустила Думу. Народ хотел прав, он требовал подлинного парламента, но реакция рассеяла его надежды и отняла у него даже лжепарламент. Этим она возвестила миру, что кто хочет прав, тот должен готовиться к борьбе.
Дума решила восстановить связь с народом, она составляла в некотором роде воззвание, в котором жаловалась на своё бессилие и просила помощи, — в этом, конечно, ничего удивительного нет; но реакция не дала ей этой возможности и манифестом 9 июля снова разбила надежды и в этой области, заявив миру, что живо ещё старое и дряхлое самодержавие, что ещё не введена у нас парламентская жизнь.
Однако реакция этим не удовлетворилась.
Она «одним ударом» прикрыла газеты рабочих и крестьян, отправила их сотрудников в тюрьмы. Двум крупнейшим центрам рабочего движения — Москве и Петербургу — она даровала «положение об усиленной охране», а центру крестьянского движения, 12 уездам Киевской губернии — «военное положение».
Борьба против рабочих и крестьян! Потопить в крови рабочих и крестьян! — вот что возвещает реакция.
И чтобы с самого начала облегчить себе выполнение своих замыслов, чтобы с самого начала обеспечить возможность зажатия в кулак народа, реакция постоянно стягивает к Петербургу драгун и пулемёты. Одновременно ползут слухи, что заработает треповская машина и начнутся общие погромы…
Очевидно, что реакция стала на путь наступления — она повторяет декабрьскую историю. Она уже успела создать камарилью, она собрала тёмные силы, она раздобыла «кое-какие» деньги для передышки, вооружённая с головы до ног, освободившись от внешнего врага, она нападает на революцию. Она хочет провокационными мерами вызвать народное волнение, она хочет вызвать преждевременное выступление, вызвать народ на поле битвы неподготовленным и затем омыть руки в потоках народной крови, «вырыть могилу» свободе народа…
Реакция хочет обрушить на нас «декабрьское поражение».
Как мы должны встретить это? Что мы должны делать?
Маркс говорил: когда реакция аплодирует, долг революции укрепиться на позициях и спокойно готовиться — она никогда не должна плясать под дудку реакции.
Реакция нападает на нас и вызывает на борьбу — следовательно, наша обязанность — теснее сомкнуть свои ряды и неустанно укреплять наши организации.
Реакция плетёт паутину провокаций — следовательно, наша обязанность — не терять спокойной уверенности, действовать предусмотрительно и усиленно готовиться к грядущему бою, решительному бою.
Реакция распустила Думу — следовательно, наш долг в будущем не довольствоваться лжепарламентом наподобие Думы и с ещё большей самоотверженностью бороться за подлинный парламент, за демократическую республику.
Рабочие! Теснее смыкайтесь вокруг ваших организаций и готовьтесь, усиленно готовьтесь к грядущему бою!
Крестьяне! Теснее смыкайтесь вокруг рабочих и готовьтесь, готовьтесь, как рабочие!
Бдительность и предусмотрительность, неустанная подготовка и обдуманная борьба за демократическую республику, за социализм — вот чего мы хотим.
Пусть знает реакция, что не всегда рабочие и крестьяне будут плясать под его дудку.
Коба
Ахали Цховреба. 1906. № 17. 11 июля.
[1] Вообще, следует отметить, что, говоря о рабочем движении на Кавказе, мы имели в виду, главным образом, рабочее движение в Тифлисе, так как движение раньше, чем в других местах, и более заметно проявило себя здесь и столь развилось, что имеет сегодня даже свою историю. — Авт.
Источник: http://prometej.info/new/history/4595-sydba-revoluciontra.html
Источник статьи