Были ли богачами граждане СССР?

Конечно, не были они богачами, но…
Порассуждать меня на эту тему натолкнула тема одежных плечиков при просмотре одного американского фильма, где к человеку заглянули в одежный шкаф и увидели деревянные плечики для одежды и поэтому признаку опознали в нем богатого человека. Я тут же вспомнил, что у нас дома в основном все плечики из пластика, следовательно я не слишком богат. Но в моем советском детстве плечики были сплошь из дерева и не просто дерева, а из качественного бука. Видимо по Госстандарту их полагалось делать только из бука. Следовательно наша семья, жившая довольно скромно по советским меркам, по меркам нынешнего дня жила как тот богач из американского фильма.

И таких метаморфоз и парадоксов найти можно довольно много. Например, в СССР все вынуждены были пить молоко, которое скисало на следующий день после покупки. Сейчас такое, быстро скисающее молоко можно купить только за очень дорого у фермеров. Остальные, граждане победнее, пьют молоко, не скисающее несколько дней. Что туда добавляют и из чего его делают? Страшно подумать.

А соки, обычные фруктовые соки, которые в СССР были в каждом магазине? Сейчас такие натуральные соки можно купить только в премиум-сегменте за очень дорого. Остальные вынуждены довольствоваться разбавленными местной водой концентратами.

В общем, в «бедном» СССР можно найти и вспомнить довольно много таких удивительных вещей, которые сейчас могут позволить себе далеко не все и за очень большие деньги. В первую очередь качественные продукты питания, не считая других, социально значимых вещей, типа бесплатного жилья, качественного и доступного образования и медицины. Задумайтесь об этом, прежде чем безрассудно бросаться хаять совок.

 

Глава Сбербанка Герман Греф и его партнер, многопрофильный предприниматель Юрий Жуков нашли свой выход из кризиса — в кэш и за бугор

Герман Греф

Юрий Жуков

Дмитрий Наумов

«Друг Грефа пачками скупает уральские заводы», — пишут уральские СМИ. Вечером 4 марта частный вертолет с президентом ОАО «Сбербанк Девелопмент» («дочка» Сбербанка) Юрием Жуковым посетил поочередно предприятия Уральской металлургической группы (принадлежит Highmetals KDS) — «Режникель», «Серовский рудник» и «Уфалейникель». Московских бизнесменов в их трипе по свердловским городам Реж и Серов, а также челябинскому Верхнему Уфалею сопровождали топ-менеджеры металлургической компании.

На самих заводах специально к приезду потенциальных инвесторов вычистили и привели в порядок территорию и оборудование. Весь день машинам сотрудников запрещено было парковаться на стоянках, поскольку их использовали как вертолетную площадку. Работники Уральской металлургической группы рассказывают, что недавно их заставили менять зарплатные карты. Раньше они обслуживались в Бинбанке, а теперь получают деньги на пластиковые карты «Сбербанка».

Местные СМИ отмечают, что своей нынешней должностью и успешной операцией по вхождению в совладельцы «дочки» крупнейшего российского банка Жуков обязан главе Сбербанка Герману Грефу. Последний якобы принял решение о создании «Сбербанк Девелопмент» специально под Жукова. Однако тот факт, что на Урал Жуков прилетел с вывеской представителя дочерней компании «Сбербанка» не должен никого вводить в заблуждение. Если сделка состоится, то новыми собственниками предприятий станет отнюдь не «Сбербанк Девелопмент», а оффшоры с непрозрачными структурой бенефициаров. Участие же Сбербанка, помимо предоставленной вывески для одиозного покупателя Юрия Жукова, в лучшем случае сведется к льготному финансированию сделки.

Основанием для подобного прогноза служит предыдущая практика сотрудничества Юрия Жукова и Германа Грефа. В частности, история с отъемом у прежнего владельца крупного предприятия по производству гранитного щебня «Павловскгранит» и его переводом в пользу оффшоров Nesaram limited и Aletaro limited. История эта довольно подробно описана в СМИ. Если коротко, то вся суть операции по захвату «Павловскгранита» сводится к тому, что на фоне громогласно анонсированной президентом РФ Владимиром Путиным кампании по деоффшоризации отечественной экономики, актив был выведен в обратном направлении, на оффшоры Кипра и Британских Виргинских островов. А конечными бенефициарами этих оффшоров, помимо собственно Юрия Жукова, СМИ упорно называют Олега Грефа, сына главы Сбербанка, а также члена семьи одного из крупных государственных чиновников-силовиков. Есть также версия, что еще одним возможным бенефициаром указанных оффшоров является глава еще одной дочерней структуры банка, компании «Сбербанк Капитал» Ашот Хачатурянц. Не случайно Юрий Жуков и Герман Греф старательно скрывают информацию о собственниках оффшоров, и даже Федеральная антимонопольная служба (ФАС), санкционировавшая сделку, в которой, учитывая стратегический статус предприятия, обязана была установить личности бенефициаров, пренебрегла этой неудобной для новых собственников обязанностью.

Удалось это, благодаря масштабному использованию ресурса Сбербанка. Напомним в частности, что по настоянию Грефа в январе 2012 года Сбербанк России предоставил кредит на сумму 3,5 млрд некой компании ООО «Атлантик». Гарантом по кредиту выступила Национальная нерудная компания Юрия Жукова, а в качестве залога «Атлантик» предоставил акции «Павловскгранита», ранее списанные со счетов структур Пойманова ООО «Витэра» на баланс двух упомянутых оффшоров Nesaram limited и Aletaro limited, бенефициары которых до сих пор не известны.

После этого глубоко законспирированные бенефициары-получатели успешно нарастили кредиторскую задолженность, проиграли судебный процесс еще одному анонимному кипрскому оффшору Vetrolin Holding Limited, перед которым теперь вынуждены расплачиваться деньгами «Сбербанка», ставя под сомнение саму возможность погашения долга по кредиту. Тем более сама кампания-заемщик «Атлантик» давно уже тихо ликвидирована.

После этого и г-н Жуков официально открестился от своей связи с растворившимся «Атлантиком». На допросе по делу о хищении личного имущества Пойманова он заявил, что ни к «Атлантику», ни к кредиту Сбербанка, ни тем более к названным оффшорам он отношения не имеет и слышит о них впервые. То есть, получается, что некая Наталия Майорова, гендиректор никому не известной фирмы «Атлантик», зашла с улицы сначала к Хачатурянцу и сходу договорилась с ним о переуступке ей акций «Павловскгранита», затем легко пробилась к Грефу, очаровала его и выпросила у него кредит в 3,5 млрд и, наконец, заручилась гарантией незнакомца Юрия Жукова на ту же сумму. С такими талантами мадам Майоровой подошла бы роль премьер-министра или главы Центробанка — никакие кризисы тогда не страшны.

К слову, на том же допросе г-н Жуков изрядно повеселил следователя рассказом о том, что он намеревался за свои деньги выкупить и безвозмездно вернуть Пойманову то самое личное имущество — недвижимость и катер — которое по версии следствия у того было похищено. На правах благожелателя, — объяснил свое намерение Жуков. Так он прокомментировал содержание предъявленной ему аудиозаписи годичной давности, где Жуков предлагает Пойманову отказаться от претензий на «Павловскгранит», обещая за это вернуть то самое личное имущество. То есть, отменить судебное решение о взыскании этого имущества по заявлению кредитора.

Понятно, что старую собаку новым трюкам не обучишь. Вряд ли покупка четырех уральских метпредприятий Юрием Жуковым под вывеской президента ОАО «Сбербанк-девелопмент» пройдет по другому сценарию. Предприятия наверняка перейдут под юрисдикцию других оффшоров, чьих бенефициаров будут скрывать всеми доступными силами. Недаром же Герман Греф не скупится на деньги Сбербанка для привлечения самых дорогих юристов и консультантов, способных обеспечить инкогнито любым бенефициарам. Самый свежий пример: «Сбербанк» под управлением Германа Грефа нанимает за 1 миллион евро кипрского адвоката Христоса Константину за консультацию (!). Примечательно, что нанятый Грефом адвокат Константину, представляет интересы Жукова в судебном процессе с прежним владельцем «Павловскгранита» Сергеем Поймановым, который Жуков инициировал через своего карманного конкурсного управляющего Кирилла Ноготкова.

Вообще, не трудно заметить, что пока государственно ориентированные экономисты и руководители страны демонстрируют убежденность в том, что только возврат российских активов — пресловутая деоффшоризация и прекращение оттока капитала — позволят национальной экономике без непоправимых потерь пережить кризис, Герман Греф придерживается противоположных взглядов. Причем весьма последовательно отстаивает свои позиции на практике (связанные с его именем активы, и просто кэш утекают в западном направлении), так теперь и в публичной риторике. Последнее обстоятельство хорошо проиллюстрировано выступлением Германа Оскаровича на недавнем Инвестиционном форуме «Россия зовет».

Довольно точную и аргументированную характеристику этому выступлению Грефа дает политолог Владимир Милов. По мнению эксперта, Греф в открытую бросил политике Путина последних месяцев публичный вызов:

«Это первое на моей памяти подобное открытое выступление тяжеловесной фигуры из путинского окружения с критикой текущей политики не по деталям, а по сути. Вот важнейшие моменты, которые совершенно точно Путину ударят в голову:

Критика концепции мобилизационной экономики (она у нас не такая уж и мобилизационная в реальности, но понятно, что Греф имел в виду);

«Нельзя мотивировать людей через ГУЛАГ»;

«Я не готов стоять в очереди в советский Сбербанк и советский магазин» и «не готов отказываться от благ цивилизации»

«Тут надо сказать, что к сложившейся ситуации во многом приложил руку сам Греф, — пишет Владимир Милов. — Его «либеральное реформаторство» начала 2000-х оказалось в чистом виде имитацией: 2-3 года было потрачено на бесполезное обсуждение всяких «концепций реформ», которые потом были выброшены в корзину, потому что уже в 2004 «вся концепция поменялась»…. ….Не забудем и тот факт, что после ухода из правительства в 2007 году Греф (как и другой известный «либерал-рыночник» Чубайс, с 1998 года ни дня не проработавший в частном секторе и возглавлявший только госкомпании), вместо того чтобы попробовать себя в частном секторе, стал главой крупнейшего госбанка-монополиста, получающего от государства адские преференции, да еще и при Грефе монополизация банковского сектора резко усилилась…

Поэтому из уст Грефа рассуждения о том, что «у нас недостаточно конкуренции», звучат в лучшем случае забавно», — отмечает Владимир Милов.

Следует также отметить, что Греф и как экономист дискредитировал себя еще, будучи министром экономического развития РФ. Последствия той поспешности и, как теперь выясняется недобросовестности и некомпетентности, с которыми под руководством Грефа разрабатывалась документация для вступления России в ВТО, российский бизнес сейчас расхлебывает в полном объеме. Сотни ошибок в соглашениях по ВТО и сотни упущенных «мелочей», жизненно важных для развития предприятий в различных отраслях, сегодня препятствуют развитию отечественных компаний значительно больше, чем западные санкции.

Трудно не согласиться с Миловым в том, что Греф, не имеющий опыта работы в конкурентной среде, в частном секторе, выглядит самозванцем при попытках обучать участников рынка принципам рыночной экономики. В то же время нельзя не отметить некоторых успехов г-на в частном секторе экономики — это способность конвертировать свой административный ресурс, свой пост главы полугосударственного банка, в обогащение членов своей семьи и деловых партнеров.

Так что работникам уральских предприятий, попавших в сферу интересов жуковых, грефов и иже с ними впору заволноваться. За недолгое время хозяйствования на «Павловскграните» эта команда управленцев-спасателей, как они себя называют, сократили число сотрудников предприятия с 3200 человек, до 1900, и далеко не факт, что на этом остановятся. В таком же ключе они, очевидно, подправят «социалку» и на Урале.

 

Государственно-монополистический капитализм

От редакции «Рабочего Пути»:

В дискуссиях, ведущихся между сторонниками советского социализма и его противниками, нередко поднимается тема государственно-монополистического капитализма. Критики советского социализма нередко относят к государственно-монополистическому капитализму всю эпоху СССР, пытаясь таким способом доказать старый либеральный тезис, известный еще со времен Перестройки, что якобы никакого социализма в СССР не было и советский народ эксплуатировался советским государством точно также, как это происходит при капитализме.

Цель данных граждан, действующих в интересах господствующего ныне класса буржуазии, вполне понятна — всеми способами отвлечь российских трудящихся от революционного переустройства нашего общества, от восстановления в стране социалистического строя, который был четверть века назад уничтожен буржуазной контрреволюцией. Возразить же на этот ложный тезис врагов рабочего класса можно только хорошо представляя себе, что такое «государственно-монополистический капитализм», как он возникает и каковы его проявления. Ясно, что такое понимание сущности ГМК невозможно без знания, которое дает только изучение марксизма-ленинизма — единственной науки, изучившей досконально капиталистическое общество таким, какое оно есть на самом деле.

Ниже мы предлагаем нашим читателям статью из «Большой советской энциклопедии» первого издания (так называемого «сталинского»), в котором вопросы марксистско-ленинской теории освещены наиболее полно и доступно. Том №18 был подготовлен к изданию в 1930 году, что нашим читателям необходимо учитывать в том смысле, что когда речь в статье идет о «новейших явлениях», важно понимать, что указанные явления новейшими уже не являются, а давно и прочно вошли в политику монополистического капитала. Все сказанное в статье мы наблюдаем и сейчас, только с более резкой и многократно усиленной форме.

Что же касается действительно новых проявлений ГМК, по крайней мере, второй половины 20 века и последних десятилетий, то о них РП постарается выложить дополнительные материалы, чтобы наши читатели имели возможность наблюдать в полной мере диалектику капиталистического развития.
Государственно-монополистический капитализм (ГМК)

I. Перерождение монополистического капитализма в ГМК и его источники

Понятие государственного капитализма неразрывно свя­зано с новейшей монополистической стадией развития капиталистического хозяйства. Имен­но эпоха империализма, «эпоха банковского капитала, эпоха гигантских капиталистиче­ских монополий, эпоха перерастания моно­полистического капитализма в ГМК, по­казывает необыкновенное усиление „государственной машины», неслыханный рост ее чиновничьего и военного аппарата в связи с усилением репрессий против пролетариата как в монар­хических, так и в самых свободных, респуб­ликанских странах» (Ленин). Этот исключительный рост государственной машины в последней ста­дии капитализма обусловлен общими зако­нами развития капиталистических производ­ственных отношений и соответствующих им политических и правовых надстроек.

В качестве надстройки, порожденной клас­совой структурой капиталистического общества и обладающей известной относительной самостоятельностью, государственная власть оказывает обратное воздействие на ход и условия производства на всех этапах раз­вития капитализма. Уже в эпоху становле­ния капиталистического хозяйства, в эпоху первоначального капиталистического накоп­ления, нарождавшаяся буржуазия использовала государственную власть для того, чтобы ли­шить работника средств производства и со­здать наемную армию труда из вчерашних мелких производителей. Государство игра­ло роль непосредственного рычага первона­чального накопления, экспроприируя с по­мощью налоговой системы мелкую буржуа­зию и превращая накопленные средства в капитал. Существенным моментом первона­чального накопления являлось государственное регу­лирование заработной платы, которое нужно было молодой буржуазии для того, чтобы «принудительно удерживать заработную пла­ту в границах, благоприятствующих выкола­чиванию прибавочной стоимости, чтобы удли­нять рабочий день и таким образом удержи­вать самого рабочего в нормальной зависи­мости от капитала» (Маркс).

Наступившая с конца 18 в. эпоха побед­ного шествия капитализма создала новые условия для развития государственной машины и предъя­вила новые требования к государству как исполнительному аппарату господствующего класса. С одной стороны исчезла надобность в той усиленной протекционистской полити­ке, с помощью которой нарождался капита­листический строй. С другой — крепнущая буржуазия начала священную войну за безраздельное распоряжение государственным аппара­том, за упразднение привилегий и сохранив­шихся прерогатив политической власти класса землевладельцев. В борьбе против остат­ков меркантилизма, превратившегося из ору­дия насаждения капитализма в тормоз его дальнейшему развитию, буржуазия выдви­нула теорию «государства — ночного сторо­жа». Идея полной свободы хозяйственной жизни от стеснительной опеки государства выражала новые требования к государственной надстройке, функции которой должны были свестись к охране и созданию наиболее благоприят­ных условий для капиталистического раз­вития. Эту же задачу по существу выпол­няла и т. н. «социальная деятельность го­сударства», которую буржуазия вынуждена была допустить под грозными ударами на­растающего рабочего движения. Ограничи­вая хищническое истребление рабочей силы, буржуазное государство лишь охраняло ми­нимальные условия воспроизводства рабо­чего класса, действуя под давлением той же самой необходимости, которая, по выраже­нию Маркса, «заставила выливать гуано на английские поля».

Поскольку передовая английская промышленность не боялась иностранной конкуренции и поэтому не нуждалась в та­моженной охране, поскольку аграрный про­текционизм (хлебные пошлины) тормозил раз­витие капитализма, английская буржуазия выступала под знаменем фритредерства (свободы торговли — прим. РП) и ограничивала деятельность государства соз­данием наиболее благоприятных условий для свободного завоевания мирового рынка. Наоборот, в странах, выступивших на арену капиталистического развития позднее, бур­жуазия требовала активной протекционист­ской деятельности государства для защиты от наступающего передового конкурента. В то же время условия исторически запозда­лых родов капитализма вызывали своеобраз­ное сращивание феодально-помещичьих и промышленных группировок, отразившееся рядом специфических черт на государственной власти и ее роли в хозяйственной жизни (отсюда знаменитая «прусская государственность»).

Если на всех исторических этапах развития капиталистического общества государство отнюдь не являлось пассивным и безразлич­ным привеском по отношению к ходу хозяй­ственной жизни, то эпоха империализма по­родила качественно иную роль и положе­ние государства в хозяйственной системе. Процесс концентрации и централизации ка­питала и явившееся результатом его господ­ство монополий привели к сращиванию буржуазного государства с капиталистиче­ским хозяйством, составляющему действи­тельное содержание государственно-капи­талистических тенденций. Вскрывая оппор­тунистическую природу каутскианской тео­рии империализма, Ленин подчеркивает, что попытки оторвать империалистическое го­сударство и осуществляемую им захватни­ческую политику от внутренних свойств и особенностей системы финансового капитала имеют глубоко ревизионистский характер.

Новая роль государства по отношению к хозяйству вытекает из всей сущности монополистического капитализма, из всей совокупности особенностей, характеризую­щих империализм как особую и последнюю стадию развития капитализма.

Первым приз­наком ленинского определения империализ­ма является «концентрация производства и капитала, дошедшая до такой высокой сту­пени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни». На столь высокой ступени концен­трации ряд отраслей и средств производ­ства фактически по своей технической ор­ганизации перерастает рамки старых форм индивидуальной собственности и упра­вления. Тем самым создается экономическая база для огосударствления и возникновения государственных монополий в ряде отраслей произ­водства. В отличие от имевшихся и на преж­них стадиях развития капитализма случаев огосударствления тех или иных областей хо­зяйственной жизни, государственные монополии в эпоху империализма превращаются в со­ставную часть монополистической системы. Поскольку монополии охватывают решаю­щие отрасли современного хозяйства, между государственными организациями и всей остальной капи­талистической системой создается неразрыв­ная органическая связь. Поэтому «частные и государственные монополии переплетаются воедино в эпоху финансового капитала» (Ленин). Это переплетение государственных и частных монополий ока­зывается таким образом первой объективной основой сращивания государства с хозяйством в эпо­ху империализма.

Но такие жe последствия вызывает харак­терное для империализма слияние банков­ского капитала с промышленным и созда­ние на базисе этого «финансового капи­тала», «финансовой олигархии». Господство финансовой олигархии по самому своему существу означает сращивание государственного аппа­рата с системой финансового капитала. К органам финансового капитала фактически стягиваются все нити т. н. государственного хозяйства. Государственное регулирование денежного обращения, осуществляемое через эмиссионные банки, ока­зывается неразрывно связанным со всей де­ятельностью банковского аппарата финансо­вого капитала. Широко разветвленная сеть государственных сберегательных касс, аккумулирую­щая миллиардные суммы мелких сбереже­ний, также фактически находится в распоря­жении финансового капитала. Между круп­ными банками и госаппаратами мелкого кредита создается тесное сотрудничество и прямое разделение труда. В руках банков, этих поистине «универсальных учрежде­ний», сосредоточиваются операции с государственными займами, составляющими важнейший канал аккумуляции и перераспределения капита­лов в современном хозяйстве. Система го­сударственного кредита органически сплетается с бан­ковским капиталом, облагая все общест­во данью в пользу монополистов, создавая полное господство финансовой олигархии «и над прессой и над правительством». Государственные монополии над отдельными отраслями произ­водства и торговли (напр. табачные и др. монополии) превращаются в средство «повы­шения и закрепления доходов для близких к банкротству миллионеров той или иной отрасли промышленности» (Ленин) и входят в качестве подчиненных частей в общую систему финансового капитала. Спекулируя земельными участками, участвуя в финанси­ровании всевозможных коммунальных пред­приятий, финансовый капитал подчиняет себе такую существенную часть современ­ного госаппарата, как муниципалитеты. Переход госчиновников на службу в орга­низации монополистического капитала, пря­мой и косвенный, скрытый и явный подкуп их лишь иллюстрируют неразрывную связь между финансовой олигархией и государственной вла­стью. В легальной и открытой форме сращивание госаппарата с органами финансо­вого капитала осуществляется посредством «личной унии», участия в наблюдательных советах монополистических объединений вид­ных чиновников и членов правительств.

В природе монополистического капита­лизма заложены борьба за внешние рынки, стремление к захвату территорий, к завоева­нию мирового господства. Если в эпоху расцвета капитализма свободной конкурен­ции на государство возлагались функции охраны внешних условий капиталистическо­го развития, то эра борьбы за раздел и пе­редел мира требует несравненно более ак­тивной роли государственной надстройки. Наиболее ярко новая роль государства обнаружива­ется в области вывоза капитала, составляющей важнейшее звено борьбы за мировое господство. Государство мобилизует всю мощь своей милитаристской машины для того, чтобы проложить путь экспорту ка­питала. Непосредственное сотрудничество капитала с государством сливает в единый стратегический план экспорт капитала, пря­мое навязывание займов слабым и беззащит­ным странам и военно-политическое давле­ние на них империалистической государственной маши­ны.

Борьба монополистического капитализма за рынки сырья также неразрывно сплета­ет в единый клубок государство с частным капиталом. Действуя по прямой указке монополистических клик, государство при­нимает самое активное участие в борьбе за сырье. Кроме того, обеспечивая воинствую­щему капиталу господство над теми или другими источниками сырья, милитарист­ская государственная машина сама выступает в каче­стве крупнейшего потребителя таких объек­тов борьбы монополистических интересов, как нефть, каучук, цветные металлы и др. И здесь государство превращается в крупнейшего акционера борющихся за мировое господство монополий, государственные монополии сплетаются с част­ными, и сила милитаризма является пря­мым орудием борьбы за новые территории.

Монополистическая стадия капитализма воскрешает на новой основе протекционист­скую деятельность государства. Протек­ционизм, таможенные барьеры, под защи­той которых монополистические объеди­нения ведут борьбу за рынки, является та­кой же необходимой функцией империали­стического государства, как и неслыхан­ное усиление военно-политической машины, без которого немыслима наступательная поли­тика финансового капитала. Мощь государственной ма­шины, вооруженная сила госаппарата, игра­ет роль первостепенного фактора в борь­бе за раздел и передел мира, составляющей основу своеобразия теперешних форм сорев­нования между капиталистическими стра­нами. Но выполнить свою роль опоры и активнейшего орудия империалистической политики захвата государство может лишь в тесной связи и переплетении со всеми хо­зяйственными организациями финансового капитала.

Сращивание буржуазного государства с хозяйством, непосредственно обусловленное всеми важнейшими признаками монополи­стического капитализма, придает таким образом госаппарату ряд новых хозяйственных функций. Но поскольку решающую роль во всех областях хозяйственной жизни играют монополии, государство становится прямым орудием крупнейших клик монополистиче­ского капитала. Кучки сильнейших монопо­листов, короли финансовой олигархии, фак­тически господствуют над госаппаратом, определяют всю его хозяйственную и адми­нистративную деятельность, используют го­сударство как сильнейшее оружие в борьбе за мировое господство. Какими бы ширмами «демократического управления» ни прикры­валась государственная власть монополистического ка­питализма, она одинаково выполняет слу­жебную роль в руках некоронованных пра­вителей финансового капитала. Эта сторона процесса нарастания государственно-моно­полистических тенденций, усердно замалчи­ваемая международной социал-демократией, опреде­ляет истинное существо сращивания госу­дарства с хозяйством.

Осуществляя новые хозяйственные функ­ции, вытекающие из сущности монополисти­ческого капитализма, государство в извест­ной мере регулирует и контролирует хозяй­ственную жизнь. Это регулирующее вмеша­тельство выражает достигнутую капитализ­мом высокую ступень концентрации произ­водства. В нем обнаруживается материаль­ная подготовленность производства к пла­номерному общественному управлению. Но, в качестве орудия господства монополисти­ческих клик финансового капитала, государ­ство регулирует хозяйство, отдельные части которого фактически превратились в от­расли «технически организованные в обще­государственном масштабе» (Ленин) в инте­ресах кучки монополистов. Госрегулиро­вание целиком сохраняет частнокапитали­стический характер. «Возьмем для примера хоть сахарный синдикат,— писал Ленин, — он создался еще при царизме и тогда при­вел к крупнейшему капиталистическому объ­единению прекрасно оборудованных фаб­рик и заводов, причем это объединение, разумеется, насквозь проникнуто было реак­ционнейшим и бюрократическим духом, обе­спечивало скандально высокие барыши ка­питалистам, ставило в абсолютно бесправ­ное, униженное, забитое, рабское положение служащих и рабочих. Государство уже то­гда контролировало, регулировало произ­водство в пользу магнатов-богачей». Но та­кое регулирование производства неизбежно воспроизводит все противоречия, свойст­венные монополистическому капитализму. Поэтому «тот же сахарный синдикат пока­зывает нам воочию перерастание монопо­листического капитализма в государственно-монополистический» и в то же время обнару­живает с полной ясностью истинную при­роду регулирующей деятельности государ­ства. Являясь прямым продолжением моно­полий, действуя в их интересах, госкапи­тализм лишь возводит на высшую степень монополистические приемы регулирования. Монополии же не только не превращают анархическое капиталистическое хозяйство в плановое, но вызывают к жизни новые, несравненно более сложные формы ожесто­ченной конкурентной борьбы. Точно так же госрегулирование хозяйства, являющееся одним из признаков ГМК, по самой сво­ей природе противоречит задачам подлинно планового, регулируемого в общественных интересах производства.

Этот противоречивый характер государ­ственного вмешательства в хозяйство особенно ярко обнаружился в эпоху империалистской войны 1914—1918 гг. «Войной и разрухой все страны вынуждены идти от монополистиче­ского капитализма к государственно-моно­полистическому» (Ленин). Сращивание го­сударства с хозяйственными организациями буржуазии приняло формы огосударствле­ния; действуя в начале войны путем ряда косвенных регулирующих мероприятий, го­сударство вынуждено было в той или иной степени к концу войны заменить рыночную систему сбыта промышленных изделий и снабжения организованным распределением. Продовольственный кризис заставил пра­вительства основных воюющих стран пе­рейти к карточной системе распределения продуктов и к мерам воздействия на сельскохозяйственное производство. Внешняя торговля, играв­шая важнейшую роль в хозяйственной бло­каде, была поставлена под непосредствен­ный контроль государства. В качестве ор­гана, осуществляющего интересы всего клас­са капиталистов, государство иногда было вынуждено идти на подавление противо­речивых интересов отдельных прослоек и группировок буржуазии.

Несмотря на несомненное наличие глубо­кого вмешательства государства в хозяйст­венную жизнь, развившегося в некоторых странах в целую систему плановых мероприя­тий, ГМК эпохи империалистической войны обнаружил ряд глубоких экономических противоречий. Так например госрегули­рование оказалось по существу бессильным перед стихией мелкого, раздробленного сельского хозяйства. Широко развернувшаяся спеку­ляция, подпольный рынок и непрерывный рост цен срывали государственную систему регулиро­вания с/х рынка и распределения продо­вольствия. Государство вынуждено было ла­вировать между противоречивыми интере­сами помещиков, отдельных групп монопо­листов в промышленности и крупной тор­говой буржуазии. Контрабандная торговля через нейтральные страны прорывалась сквозь цепь блокады и хозяйственной войны. Трепет буржуазного государства перед «свя­щенной частной собственностью» наложил печать на все регулирующие мероприятия. Таким образом вынужденные военной обстановкой меро­приятия государственно-монополистическо­го характера обнаружили глубокую проти­воречивость. Элементы организованного ре­гулирования хозяйства вступали в противо­речие с частнособственническими основами капиталистического хозяйства. Поэтому пе­реход к мирной обстановке вызвал доволь­но быстрое исчезновение этих порожден­ных войной и обусловленных специфической обстановкой проявлений ГМК. Идеоло­ги различных прослоек буржуазии, инте­ресы которых оказались задетыми практикой государственно-монополистического регули­рования военной эпохи, приветствовали это отмирание военных форм как возврат к «свободному капитализму». Однако в действи­тельности послевоенная эра развития капи­тализма вызвала усиление государственно-монополистических тенденций на новой, более высокой основе.

II. Причины роста государственно-монопо­листических элементов в послевоенном капитализме.

Эпоха империалистской войны чрезвычай­но ускорила процесс централизации капи­тала и гибели промежуточных слоев мелкой и средней буржуазии. Вымыванию средних слоев способствовали общая хозяйств, раз­руха, недостаток сырья, рабочей силы, невозможность нормального обновления капитала и политика государственно-монополистического аппарата, всемерно усиливавшая позиции крупного монополистического капитала, объе­диненного системой персональной унии с госу­дарством. Последовавший непосредственно за войной период острейшего кризиса капиталистической системы действовал в том же на­правлении. Распад денежных систем, инфля­ция, охватившая почти все капиталистичес­кие страны, вызвали прямое разорение и об­нищание огромных слоев мелкой буржуа­зии. Для крупного капитала инфляция, при активном участии и прямом содействии государственной власти, послужила источником обогащения и средством пожирания более слабых кон­курентов. В побежденных странах, где раз­вал денежных систем и инфляционный кри­зис достигли высшего предела, усиленный процесс концентрации и централизации ка­питала принял даже специфические формы т. н. инфляционистских объединений («стиннесизация» в Германии).

В то же время чрезвычайно усилилась ор­ганизованность буржуазии как господству­ющего класса. Во время войны рост органи­зованности буржуазии был одним из элемен­тов государственно-монополистической консоли­дации хозяйства. Применяя принудитель­ное синдицирование (объединение), государство подталки­вало капиталистическое развитие и укрепля­ло монополистические формы. В эпоху после­военного кризиса рост всевозможных союзов буржуазии вытекал из обстановки обострен­ной классовой борьбы и экономических за­труднений. Росту чисто хозяйственных моно­полистических организаций соответствовало необычайное развитие всевозможных пред­ставительных организаций буржуазии.

Ряд отраслей производства приобрел ис­ключительное значение для обороноспособ­ности и обеспечения интересов всего клас­са капиталистов. К средствам сообщения при­бавились такие решающие базовые отрас­ли современного военного могущества, как производство электроэнергии, хими­ческая промышленность, производство алю­миния и др. цветных металлов, важнейшие отрасли сырья, служащие объектом монопо­листической конкуренции (нефть, каучук, хлопок). Разорение в ряде империалистиче­ских стран, сузившее внутренние рынки, растущая пауперизация крестьянских масс в колониях, развитие капитализма в коло­ниях и полуколониальных странах, балканизация Европы, перемещение хозяйст­венного центра капитализма из Европы в Америку, выпадение шестой части мира из сферы империалистической эксплуатации чрезвычайно обострили борьбу за рынки. В результате войны и инфляции колоссально возросла внутренняя задолженность капи­талистических государств. В сложнейшем переплете межгосударственной задолжен­ности экспорт капитала превратился в важ­нейшее звено империалистической политики. Долги европейских стран-победительниц США, проблема германских репараций стали осью послевоенных группи­ровок капиталистических стран и создания империалистических государственных блоков.

Наконец определяющим для послевоен­ной эпохи всеобщего кризиса капитализма становится неслыханный рост классовых противоречий, развитие революционного на­ступления рабочего класса, сталкивающее каждый борющийся отряд рабочего класса с совокупной системой государственной власти и организо­ванного финансового капитала. «При таком положении вещей особое значение для бур­жуазии приобретает государственная власть, становяща­яся диктатурой финансово — капиталистиче­ской олигархии, выражением ее концентри­рованной мощи. Функции этого многонаци­онального империалистического государ­ства разрастаются по всем направлениям. Развитие государственно-капиталистических форм, облегчающих как борьбу на внешнем рынке (военная мобилизация хозяйства), так и борьбу против рабочего класса; исключи­тельно чудовищный рост милитаризма (ар­мия, морской и воздушный флот, применение химии и бактериологии); возрастающее дав­ление империалистического государства на рабочий класс (рост эксплуатации и прямое подавление с одной стороны, систематичес­кая политика подкупа бюрократической ре­формистской верхушки — с другой) — все это выражает собою громадный рост удельного веса государственной власти» (из программы Коминтерна). Этот рост удельного веса государственной власти сопровождается усилением процесса сращивания государства с хозяйством, укре­пления и развития элементов ГМК.

III. Основные формы проявления новей­ших государственно-монополистических тенденций.

Новый этап роста государственно-монопо­листических тенденций проявляется в раз­личных формах, выраженность и значение которых варьирует в отдельных капиталисти­ческих странах в зависимости от ряда специ­фических условий.

Первой, наиболее откры­той формой государственно — капиталисти­ческих тенденций является рост элементов «госкапитализма в собствен­ном смысле этого слова (государственные элек­тростанции, муниципальные, промышлен­ные и транспортные предприятия)» (резо­люция VI Конгресса Коминтерна). Хотя об­щая тенденция к нарастанию этой формы в послевоенном капитализме несомненна, разме­ры деятельности государства как предпри­нимателя и удельный вес государственных предпри­ятий чрезвычайно различны в отдельных странах. В некоторых странах государство при­соединило к тем предприятиям, которые и рань­ше принадлежали казне (транспорт, связь), лишь небольшое количество новых. Наобо­рот, в др. странах наблюдается весьма зна­чительный рост государственного предпринимательства. Это имеет место преимущественно в новых отраслях промышленности, как например, элек­трохозяйство, производство некоторых видов нового сырья, замещающего объекты наибо­лее ожесточенной борьбы монополистическо­го капитала (например, алюминия, азота), ряд отраслей химической промышленности, иг­рающих особо важную роль в военно-хозяй­ственной подготовке. В государственно-ка­питалистических предприятиях всех стран видную роль играют производства военной промышленности, что находится в непосред­ственной связи с ростом милитаризма в по­слевоенную эпоху. Кроме того государство, в особенности его местные организации (му­ниципалитеты), существенно расширило свою предпринимательскую деятельность в об­ласти различных видов коммунального стро­ительства, инфраструктуры. Сюда относятся дорожное строи­тельство, имеющее особое значение в связи с развитием автомобильного транспорта, со­оружение районных электроцентралей, газо­проводов и т. п. Здесь мы имеем дело преи­мущественно с отраслями, для которых харак­терны большие размеры необходимых ка­питальных вложений, медленный оборот ка­питала и сравнительно низкая рентабель­ность. Значительная доля предприниматель­ской деятельности государства падает на со­оружение морского флота и портовых учре­ждений. Наконец чрезвычайно усилилось участие государства и местных органов в жи­лищном строительстве. Давление жилищного кризиса, охватившего большинство европей­ских стран после войны, в этом случае сочета­ется также с нежеланием частного капитала связывать крупные средства долгосрочными и медленно оборачивающимися вложениями. Особую разновидность этой формы госка­питализма представляет участие государст­ва в смешанных монополистических органи­зациях. Государство здесь внедряется в си­стему монополистических организаций капи­тала путем приобретения крупных пакетов акций и облигаций, оставляя непосредствен­ное руководство предприятиями за руково­дящими органами монополий.

По своей экономической роли предприни­мательская деятельность государства не пред­ставляет сколько-нибудь серьезной конкурен­ции частнокапиталистическим монополиям. Наоборот практика выработала здесь весь­ма разнообразные формы сотрудничества и экономической смычки. Сосредоточивая свою предпринимательскую деятельность главным образом в областях, связанных с длительными вложениями очень крупных средств, в областях, обслуживающих мили­таристские запросы финансового капитала, госу­дарство обеспечивает интересы стоящих за его спиной монополистических клик. Стро­ительство этого типа создает огромный ры­нок для крупнейших частных монополий в области тяжелой индустрии (в первую оче­редь металлургии и электротехники). Госпредприятия обслуживают частную инду­стрию дешевым током, жилищное строитель­ство обеспечивает частную промышленность рабочей силой и т. д. В качестве потребителей и поставщиков частных монополий госпредприятия теснейшим образом сплета­ются с ними. Происходит обмен пакетами ак­ций, взаимное участие в наблюдательных со­ветах, взаимное сплетение с банковскими ор­ганизациями финансового капитала. Т. о. госпредприятия целиком врастают в общую систему монополистического капитализма. В смысле же тенденций развития, методов рационализации и нажима на рабочих, борь­бы за рынки и т. д. — деятельность госпред­приятий ничем в принципе не отличается от прочих частнокапиталистических монополий.

Второй формой проявления государствен­но-капиталистических тенденций после вой­ны является усиление хозяйственно-регулирующих функций и мероприятий государственной власти. Наиболее открытой формой регулирующей деятель­ности государства является поддержка отдельных отраслей хозяйства и групп моно­полистов путем всевозможных субсидий. Оказывая прямую помощь частным ка­питалистам, государство перераспределяет общественное накопление. Послевоенные бюд­жеты большинства капиталистических стран колоссально выросли, и тем самым увеличи­лась возможность воздействовать на процесс перераспределения народного дохода. Ха­рактерным для послевоенного капитализма является также увеличение размеров государственного кредита. Капиталистические государства, пережившие послевоенную бурю инфляции, вышедшие из войны с огромным грузом вне­шней и внутренней задолженности, усилен­но нажимают на рычаги налогового обложе­ния и госкредита, перераспределяя огром­ные массы накапливаемых ценностей в поль­зу монополистических клик. Если на началь­ных стадиях монополистического перерожде­ния капитализма государственная власть, отчасти в це­лях своеобразной социальной демагогии, от­части под давлением противоречивых ин­тересов отдельных групп буржуазии, зача­стую выступала против монополий, создава­ла далее видимость их ограничения и запре­та, то в настоящее время, продолжая практи­ку военной эпохи, государство всеми мера­ми административного и хозяйственного воз­действия подталкивает процесс синдицирования и трестификации (образования монополистических союзов — прим. РП).

Практика послевоенного ГМК знает случаи даже прямого вмешательства государства для укрепления существую­щих монополий и предупреждения их рас­пада под влиянием внутренней борьбы за квоты, за доли в прибылях и т. п. Государ­ство приходит также на помощь проведению капиталистической рационализации, поддер­живая своими средствами институты и ла­боратории нормирования, научной органи­зации труда и т. д. Бурная обстановка по­слевоенных колебаний конъюнктуры также вызывает попытки регулирующе­го вмешательства государства. Государство организует специальные институты изучения конъюнктуры, щедро ассигнует средства на пропаганду «антикризисной профилактики», в минуты наиболее острых кризисных коле­баний для поддержки отдельных групп мо­нополистов мобилизует весь арсенал нахо­дящихся в его распоряжении средств кре­дитной и эмиссионной политики. Характер хозяйственно-регулирующей деятельности государства ярко проявляется в политике цен. Однако вопреки утверждениям социал-демократии, чрезвычайно преувеличиваю­щей эту сторону деятельности государства, регламентация и вмешательство в ценооб­разование в настоящее время захватывает лишь весьма ограниченный круг продуктов тяжелой индустрии, в наибольшей степени охваченной монополистическими объедине­ниями; самое осуществление ее ярко демон­стрирует сращивание государственного аппара­та с органами финансового капитала, ибо как правило органы, регулирующие цены, со­ставляются из представителей заинтересо­ванных групп монополистов. Хотя време­нами эта регламентация цен низводится до простой формальности, принципиальное зна­чение ее заключается в том, что государственная власть выступает в качестве посредника между от­дельными борющимися группами монополи­стов. Государственная регламентация цен на такие това­ры, как уголь, железо, калий, нефть, каучук является фактически результатом согласова­ния интересов и требований конкурирующих групп обрабатывающей и добывающей про­мышленности, монополий, ориентирующих­ся главным образом на внешние или на внут­ренние рынки, и т. п.

Усиление активности государства в напра­влении борьбы за рынки обнаруживается в росте таможенных барьеров. Ве­дя агрессивную таможенную политику, госу­дарство выполняет функцию «охраны» оте­чественных монополистов от иностранной конкуренции, усиливает позиции монополий в борьбе за мировое господство. Под при­крытием лозунга охраны таможен, тарифы служат средством финансирования монопо­лий за счет роста дороговизны и снижения жизненного уровня масс. К ввозным пош­линам присоединяется государственное поощрение экспорта. Вывозные премии, специаль­ные кредиты экспортным индустриям, пре­мии и субсидии пароходным товариществам, крупные ассигнования на торговый флот — все это формы участия государства в борь­бе за рынки.

В послевоенный период рас­ширилась практика государственных монополий на отдельные товары, также являющихся формой участия государства в борьбе за рынки. По отношению к объектам наиболее острого соперничества монополий государ­ство применяет прямое контингентирование[1] производства и регламентацию условий вы­воза (каучук, нефть).

Внешние займы, играющие особо важную роль в послевоен­ном вывозе капитала, в подавляющем боль­шинстве случаев являются политическими актами государственной власти, непосредственно подчи­ненными интересам империалистического соперничества. Но усиление активности го­саппарата в борьбе за рынки в послевоен­ную эпоху делает еще более прозрачным и осязательным подлинное подчинение госу­дарства группам монополистов. История пе­реговоров о торговых договорах (например, между Францией и Германией в 1925) дает яркие образчики сращивания и подчинения государственной власти королям финансово-монополи­стического капитала.

В целях поддержки и насаждения отраслей производства, играю­щих особо важную роль на случай войны и хозяйственной блокады, капиталистические государства стали широко применять выдачу субвенций, гарантирование прибылей, та­моженные и транспортные льготы, особо вы­годную оплату госзаказов и т.д.

Особое вни­мание уделяется государством поддержке и регулированию с.-х. производства. К вы­полнению таможенных притязаний монопо­листической буржуазии присоединяется уси­ленный аграрный протекционизм, наблюда­ющийся в послевоенную эпоху в большинстве капиталистических стран. Стремясь обеспе­чить известный продовольственный минимум на случай войны, правительства капитали­стических стран проводят специальную поли­тику поощрения помещиков и крупного фер­мерства (т. н. «политика плуга» в Англии, «борьба за хлеб» в фашистской Италии, германская система увеличения пошлин на с.-х. проду­кты и поддержки крупных аграриев и т. д.).

Эта усиленная поддержка автаркических тенденций в послевоенную эпоху является одной из составных частей своеобразной фор­мы ГМК, заключающейся в целой сис­теме мероприятий по подготовке хозяйства к грядущим военным столкновениям и бло­каде. Учитывая громадный масштаб и уни­версальный характер материальных запро­сов современных вооруженных сил, капи­талистические государства ведут системати­ческую подготовку всего народного хозяй­ства на основе специальных законодатель­ных актов (акт о национальной обороне США 4/VII 1920 г., закон об организации нации во время войны, при­нятый во Франции в 1928 г., милитаризация фашистской Италии и др.).

Важнейшей ча­стью военно-хозяйственной подготовки яв­ляется детальная разработка плана мобилиза­ции промышленности с первых же дней и ча­сов войны. На основании опыта прошлой вой­ны подготовка мобилизации промышленно­сти исходит из необходимости привлечения к непосредственному обслуживанию воен­ных нужд подавляющей части «мирной», некадровой промышленности. Поэтому воен­но-хозяйственная деятельность государст­ва сосредоточивается на вопросах технической подготовки промышленности к развертыва­нию производства вооружений, на разработ­ке методов экономии сырья и замены его сур­рогатами, на специальном регулировании электрификации, которая должна смягчить то­пливные затруднения и облегчить работу транспорта в грядущей войне. Государственные орга­низации производят учет производственных возможностей хозяйства на случай войны, подготовляют районные планы мобилизации всех ресурсов и быстрого развертывания военного производства. Но и в этой лихо­радочной деятельности государства по подго­товке к войне обнаруживаются все характер­ные черты государственно-капиталистиче­ских тенденций. Облеченные широкими пол­номочиями государственные органы военно-хозяйствен­ной подготовки фактически комплектуются из ставленников крупнейших монополий, и вся работа проводится при самом непосред­ственном участии частнокапиталистических предприятий.

Так как буржуазия не может вести войну без обеспечения «спокойствия» в тылу, важнейшим элементом подготовки к войне является политика милитариза­ции труда и подчинения госу­дарству органов рабочего дви­жения. «Этому „прикрытию тыла“ буржу­азии служат такие мероприятия, как законы о профсоюзах в Англии, в Норвегии, арби­траж в Германии, план Монда о сотрудни­честве химических промышленных компа­ний, кампания в пользу „мира в промышлен­ности», аполитичные профсоюзы („спенсеризм» в Англии, „компанейские профсоюзы» в Америке), создание фашистских государ­ственных профсоюзов в Италии, закон о ми­литаризации профсоюзов в случае войны во Франции. Все это — мероприятия, рассчи­танные на обеспечение вооруженного пода­вления всякого классового рабочего движе­ния тотчас же после объявления войны» (из резолюции VI Конгресса Коминтерна).

С этой стороны военно-хозяйственная фор­ма государственно-капиталистических тен­денций смыкается с характерной для после­военного капитализма деятельностью госу­дарства в области рабочего движения и регу­лирования условий труда. Уже в огне импе­риалистской войны вся огромная машина рабочих организаций (профсоюзы, потреби­тельская кооперация, органы страхования и рынка труда) была поставлена социал-демократией на службу государству и играла роль важ­нейшей опоры системы «гражданского мира» и военной каторги для рабочих.

Послевоен­ная эпоха всеобщего кризиса капитализма и назревания мировой пролетарской рево­люции превратила деятельность государства в этой области в одну из важнейших форм го­сударственно-капиталистических тенденций. Если в других сферах проявления государствен­но-капиталистических тенденций мы имеем дело прежде всего с процессом сращивания буржуазного государства и хозяйственного руководства, то в данной области на первый план выдвигается еще более сложный процесс сращения государственного и хозяйственного аппарата буржуазии с реформистским профсоюзным аппаратом. Государственно-капиталистиче­ские формы открывают тысячи возможностей для постоянного проникновения профсоюз­ных чиновников в сращивающиеся части го­сударственного и хозяйственного аппарата буржуазии. Соуиал-демократические партийные и профсоюзные деятели ста­новятся членами наблюдательных советов го­сударственно-капиталистических предприя­тий, пробираясь таким образом все дальше и дальше в гущу монополистических орга­низаций промышленности. Реформистские чи­новники занимают ряд крупных и мелких постов в органах социальной политики го­сударства. Они участвуют в качестве «пред­ставителей рабочего класса» в многочислен­ных смешанных организациях, осуществля­ющих регулирующие функции государственного капи­тализма. Хозяйственные предприятия рабо­чих организаций (рабочие банки, кооператив­ные предприятия) сращиваются с органами финансового капитала, средства, собранные из рабочих грошей, предоставляются в ра­споряжение частного капитала для спекуля­тивных целей.

Государственное вмешательство в отноше­ния между трудом и капиталом, унаследовав­шее от довоенного времени такие формы, как ограничение рабочего времени, страхование безработных, в послевоенный период обогати­лось принудительным арбитражем. В любом случае конфликта между рабочими и пред­принимателями по поводу заработной пла­ты, условий труда и т. п. дело может быть передано государственному арбитру. В случае несогла­сия сторон с решением арбитра это реше­ние может быть объявлено обязательным и узаконено государством. Практика прину­дительного арбитража ведет к фактическому лишению рабочего класса права на стачку, к ухудшению условий оплаты труда, ко все возрастающему закабалению пролетариата. И в этом деле реформистский профсоюзный аппарат играет чрезвычайно видную роль. Именно выслужившиеся профсоюзные бюро­краты заполняют собою ряды государственных арби­тров. Но помимо того без профсоюзной ма­шины было бы абсолютно невозможно заста­вить рабочих подчиниться принудительному арбитражу. Эту свою функцию профсоюзный аппарат выполняет без отказа.

Социал-демократия и бюрократическая профсоюзная верхушка служат тем приводным ремнем, с помощью которого происходит рост одной из новейших форм современных государственно-капитали­стических тенденций — тенденции к огосу­дарствлению органов рабочего движения. Наи­высшую ступень развития этой тенденции мы наблюдаем в фашистском «корпоративном государстве», в котором профсоюзы являются непосредственно частями государственной машины и ор­ганами прямого подавления рабочего класса. Теория и практика фашизма лишь воплощает в наиболее законченной форме совершающий­ся в настоящее время во всех капиталистических странах процесс фашизации буржуазного государства и фашистского перерождения социал-демократии.

IV. Основные типы роста государственно-монополистических тенденций в послевоенном капитализме.

Можно наметить примерно следующие типы и разновидности послевоенной эволю­ции государственно-капиталистических тен­денций в разных странах. Классическим типом послевоенного роста ГМК является Германия. Все характерные формы ро­ста государственно-капиталистических тен­денций здесь получили наиболее яркое про­явление. Хозяйственные функции государ­ства, отчасти находящиеся в прямой преем­ственной связи с военной эпохой, в Герма­нии наиболее оформлены и осуществляют­ся рядом специальных организаций (Госу­дарственный совет угольной промышленно­сти, Калийный совет, Комитет металлопро­мышленности и др.). В послевоенных усло­виях развития германского хозяйства особо важ­ную роль играет деятельность государства в области регулирования внешнекредитных отношений, привлечения иностранных капи­талов и распределения их внутри страны. Специфической особенностью германского типа развития государственно-капиталистических тенденций является исключительный рост государственного капитализма в собственном смысле — предпринимательской деятельности государства. Уже до войны в предприятиях, принадлежащих государству, было занято свыше полумиллиона рабочих рук (не счи­тая железных дорог и почты). В послевоенное время количество государственных предприятий значи­тельно расширилось. Крупнейшие предпри­ятия общеимперского правительства в об­ласти электропромышленности, производства алюминия и азота, калийной промышленно­сти, добычи угля и железной руды объедине­ны в мощный концерн (Viag), располагавший в 1924 г. акционерным капиталом в 120 млн. марок. В 1925 г. предприятия, принадлежащие государству, дали свыше 10% добычи угля в стране, 8% добычи кокса, около 6% добычи ка­лия. Особенно велика доля госпредприятий в производстве алюминия (74%), электри­ческой энергии (86%), газа (87%), в добы­че поваренной соли (41%). Общеимперские и местные органы власти участвуют огром­ными капиталами в ряде частных монополистических организаций. На почве развитого германского капитализма нарастание государственно-капиталистических тенденций, теснейшее сращивание государства с частным капита­лом приняли наиболее яркие формы.

В отличие от германского типа, рост госкапи­талистических тенденций в развитии пред­принимательской деятельности государства в др. империалистических странах не про­является столь ярко. Так в США удельный вес госпред­приятий в общей продукции незначителен. В Англии тенденции нарастания этой фор­мы государственного капитализма также значительно слабее, чем в Германии. Во Франции госпредприятия развивают свою деятельность почти исключительно в области кадровой военной промышленности и производства вооружений. Характерной для этого типа ГМК является подготовка государства в области прямого и косвенного регулиро­вания хозяйства. Так во Франции особен­но выделяются по своему размаху государ­ственные мероприятия по подготовке всего хозяйства к войне и милитаризации насе­ления. В Англии на переднем плане ре­гулирование хозяйственных связей с коло­ниями, регламентация производства и сбы­та колониального сырья (например закон Стивенсона о контингентировании произ­водства каучука), а также форсирование организации монополий и концентрации ка­питала в важнейших отраслях хозяйства (например, в угольной промышленности). В США рост хозяйст­венной деятельности государства проявляет­ся в разработке ряда законодательных актов по регулированию целых отраслей хозяй­ства (мероприятия по смягчению с.-х. кри­зиса, акты о строительстве торгового флота, о регулировании электрификации и т. п.). Характерными для американской практики явля­ются попытки путем вмешательства государ­ства смягчить конъюнктурные колебания в хозяйстве. Особую известность приобрели в последнее время попытки президента Гувера с помощью федеральной резервной системы, путем вмешательства в биржевую спекуля­цию, распределения крупных госзаказов и т. п. смягчить резкое ухудшение конъюнктуры и предотвратить кризис перепроизводства.

Этот тип ГМК отличается тем, что государ­ство, расширяя свои хозяйственные функции, избегает резких форм открытого администра­тивного вмешательства в хозяйство. Полное подчинение государственной власти группам крупней­ших монополистов здесь проявляется в наи­более обнаженном виде.

Иной тип роста государственно-капитали­стических тенденций обнаруживают стра­ны господства фашистской дик­татуры. Регулирующая деятельность фа­шистских государств проявляется в осо­бенно откровенных формах. Так как фашист­ские формы государства получили распро­странение главным образом в относительно отсталых странах, со слабо развитой промы­шленностью, то в центре регулирующей де­ятельности фашизма стоит политика инду­стриализации, проводимая за счет исклю­чительного нажима на рабочий класс. Фа­шистские государства (например, в Италии и Ру­мынии) осуществляют политику индустриа­лизации путем усиленной поддержки про­мышленности субсидиями, систематическим увеличением военных заказов, предоставле­нием всевозможных налоговых льгот, снаб­жением кредитами, особым поощрением строительства и т. д. В Италии особо покро­вительствуемыми отраслями являются авто­мобильная и авиационная промышленность, судостроение, электропромышленность, до­быча руды и угля; в Румынии — промышлен­ность по переработке с.-х. сырья; в Польше — военная промышленность и производства, работающие на экспорт. В условиях огра­ниченности внутреннего рынка, фашист­ские государства проявляют особую актив­ность в регулировании внешней торговли. Усиленная таможенная охрана дополняется прямым запрещением ввоза конкурирующих товаров (в Польше, в Италии, в Румынии). За счет нажима на налоговый пресс и обнища­ния масс фашистские государства поддержи­вают экспортные отрасли промышленности огромными премиями и субсидиями. Харак­терная для фашизма империалистская экс­пансия, погоня за новыми территориями, от­ражает судорожные попытки буржуазии рас­ширить недостаточные внутренние рынки. Доля средств, извлекаемых из трудящегося населения путем налогов, достигает огром­ных размеров.

Специфической чертой фа­шистского ГМК является обилие актов государственного вмешательства в земельные отношения с целью укрепления опоры фашизма в дерев­не — феодально-помещичьего землевладения. Бедность капиталами, низкие нормы на­копления заставляют фашистские государ­ства проявлять особую активность в поисках внешних займов. Ярким примером фашист­ского типа сращивания государства с капи­талом является введенная Муссолини в 1923 г. система распределения средств госкредита. Особым декретом частному консорциуму дер­жателей промышленных акций было предо­ставлено право распоряжаться кредитными средствами казначейства без всяких ограни­чений.

Наконец в фашистском типе ГМК находит свое завершение насильственное вмешательство государства в борьбу рабо­чего класса за улучшение своего положения. Провозглашенные знаменитой «хартией труда» Муссолини корпоративные реформы до­водят до конца попытки огосударствить ра­бочие организации и превратить профсоюзы в простой придаток государственной машины.

Специфическими особенностями отлича­ются государственно-монополистические тен­денции в странах Востока, выдвинув­шихся на арену передового капиталистиче­ского развития в новейшую эпоху. Наиболее яркий пример этого рода дает послевоенная Япония. Здесь новейшие монополистиче­ские формы капитала переплетаются с весь­ма обильными пережитками феодализма. Опираясь отчасти на традиции позднефео­дального государства, японские государ­ственно-капиталистические формы харак­теризуются большим удельным весом госпредприятий. По размаху предприниматель­ской деятельности государства Япония при­ближается к Германии. Кроме мощной воен­ной промышленности и транспорта, в руках государства находятся крупнейшие предпри­ятия японских колоний и «сфер влияния» — Кореи, Маньчжурии, Формозы, Сахалина. Государству и муниципалитетам принадле­жит значительная доля электропромышлен­ности. О размерах государственных предпри­ятий можно судить по бюджетным данным за 1926 г. В общем бюджете Японии в 1.639 млн. иен около одной трети (520 млн. иен) падало на доходы от государственных предприятий. Государство участвует крупными капитала­ми в банках и монополистических торговых и промышленных компаниях. Кроме того, в Японии имеют широкое распространение госмонополии на ряд предметов потребле­ния масс (соль, табак и др.).

V. Оценка государственно-капиталистических тенденций буржуазными и реформистскими теоретиками.

На теоретических построениях буржуазных ученых отражается прежде всего борьба противоречивых интересов различных про­слоек господствующего класса. Наряду с противоречиями, имеющими место внутри гос­подствующей верхушки, немалую роль игра­ет непрерывное усиление гнета монополий над широкими слоями мелкой и средней бур­жуазии, систематически экспроприируемой крупным капиталом и теряющей свою и без того иллюзорную самостоятельность.

За­щищая теорию надклассового характера го­сударства, буржуазная наука сосредоточи­вает свое внимание главным образом на отдельных внешних проявлениях государственно-капи­талистических тенденций, преимущественно на росте предпринимательской деятельно­сти государства. Чрезмерно преувеличивая моменты, характеризующие эту сторону госкапитализма, буржуазная (и реформистская) теория зато всячески затушевывает подлин­ную сущность государственно-капиталисти­ческого перерождения, заключающуюся в сращивании государства с органами финан­сового капитала и в полном подчинении госвласти интересам господствующей кучки мо­нополистов.

Положительная программа ру­ководящих кругов буржуазии в отношении элементов госкапитализма сводится к тре­бованиям, которые должны в максимальной степени приспособить хозяйственную деятель­ность государства к обслуживанию интере­сов «национальных» монополий. Отсюда свое­образная «самокритика» неповоротливости и громоздкости бюрократической государственной ма­шины (см. например, критику бюрократичности и «организованной бесхозяйственности» го­сударственно-монополистического аппарата у Бенте, Шмаленбаха и др.). Отсюда требо­вания рационализации государственного аппарата на основе практики частнокапиталистических предприятий.

Наконец буржуазия и ее те­оретики настаивают на строгом ограждении частного капитала от возможной конкурен­ции государственных предприятий. Так резолюция Со­юза германской индустрии и других представитель­ных организаций буржуазии требует ограни­чения предпринимательской деятельности государства «областями, которые недоступ­ны силе частного хозяйства, прежде всего — предприятиями, которые убыточны и посто­янно нуждаются в поддержке».

Однако систематически проводя в жизнь свою положительную программу, буржуазия требует от своих идеологов использования государственно-капиталистических тенден­ций в интересах социальной демагогии. За­дача эта осуществляется буржуазной наукой двояким способом. Прежде всего широко используется недовольство мелкой буржуа­зии, теряющей свою самостоятельность и вытесняемой победным шествием монополии. Именно на эти слои рассчитана та пропаган­да «хозяйственного либерализма» и критика «связанного хозяйства», которой усиленно за­нимается буржуазная наука в новейшее вре­мя. Нарочито преувеличивая силу принуди­тельного регулирования хозяйства государ­ством, руководящие круги буржуазии выста­вляют демагогические требования возврата свободной конкуренции и ограничения вме­шательства государства. «Государство и хо­зяйство поступают лучше всего тогда, когда они держатся на расстоянии трех шагов друг от друга», заявляет видный представитель германского финансового капитала Якоб Гольд­шмит. Рост предпринимательской деятель­ности государства изображается как неза­метная «холодная» социализация, как угроза частнособственническим устоям капитализ­ма.

Широко используется опыт военного периода с его многочисленными хозяйствен­ными затруднениями для того, чтобы дискре­дитировать в массах идею социализма и пла­новой организации хозяйства. Само собою разумеется, что, выступая против государственного вме­шательства в хозяйственную жизнь, требуя возвращения либерализма, буржуазные те­оретики имеют в виду не свободу конкурен­ции, а лишь свободу монополистической ор­ганизации капитала. Помимо широкой кампании в периодической прессе, эти построе­ния встречаются у целой группы буржуаз­ных экономистов во главе с Дилем, Бернгар­дом, Лифманом, Мизесом и др.

С другой стороны факт роста государствен­но-капиталистических тенденций использу­ется для построения теории т.н. «социально­го» или «хозяйственного» государства. Смысл этой теории сводится к тому, что новейшая эволюция якобы превратила государство из органа, стоявшего над обществом и ограни­чивавшегося лишь только охраной правовых устоев капитализма, в универсальную ор­ганизацию, регулирующую хозяйственную жизнь и определяющую экономические усло­вия существования всех слоев населения. «Социальное» или «хозяйственное» государ­ство является, согласно этой теории, всемо­гущим органом, устанавливающим заработ­ную плату, регулирующим цены на важней­шие средства существования, заботящимся о жилищных условиях населения, под­держивающим наиболее слабые отрасли про­мышленности, защищающим ремесло и мел­ких фермеров от конкуренции, и т. д. и т. п. Эта утопия, основанная на чрезмерном пре­увеличении регулирующей деятельности госу­дарства, служит таким образом для затушевывания классового характера буржуазного государ­ства и его мероприятий, обеспечивающих фа­ктически исключительно интересы господ­ствующей кучки монополистов. Особенно охотно «социальная идея» государства про­пагандируется теоретиками фашизма.

Про­блемы госкапитализма играют также весь­ма видную роль в новейшей дискуссии бур­жуазных теоретиков (главным образом германских) по вопросу о «судьбах капитализма». При этом оба отмеченных течения используют факт роста государственно — капиталисти­ческих тенденций для доказательства незыб­лемости капиталистического строя и зама­зывания его глубочайших внутренних про­тиворечий. Если одни изображают государ­ственно — капиталистические элементы как угрозу дальнейшему расцвету капитализма, то другие пытаются противопоставить рево­люционной теории крушения капитализма теорию постепенного нарастания «посткапиталистических форм» (Зомбарт) в лице го­сударственных, коммунальных и смешанно-публичных предприятий.

В полном идейном родстве с буржуазной наукой, теоретики международного рефор­мизма также используют рост государствен­но-капиталистических тенденций для построе­ния теории «организованного капитализма». Исходным пунктом этой теории является ут­верждение, что процесс развития монополий уничтожает конкуренцию и анархию произ­водства и заменяет ее плановой, рациональ­ной организацией производства. Рост моно­полий, по утверждению реформистов, вызы­вает «принципиальную замену капиталисти­ческого принципа… социалистическим прин­ципом планового производства» (Гильфердинг). При этом социал-демократы, как и буржуазные уче­ные, старательно затушевывают классовый характер государства и его хозяйственную де­ятельности, чрезмерно преувеличивают роль государственных предприятий и изображают вмешательство государства в хозяйствен­ную жизнь как стремление внедрить плано­вое начало и преодолеть частнособствен­нический характер производства. В своем апологетическом усердии социал-демократы пытаются пред­ставить послевоенную эволюцию ГМК в ка­честве необходимого акта «защиты отечества»: «огосударствленная экономика снова возро­дилась, более прочная и консолидированная, чем до 1914 г., но с новыми функциями — не для захвата и господства над новыми терри­ториями, а для самозащиты от наступления мирового хозяйства» (К. Реннер).

Социал-демократическая теория пытается изобразить государство как все­могущую организацию, «определяющую все без исключения экономические категории — цены товаров и заработную плату, земель­ную ренту, норму прибыли и процента» (К. Реннер). «Социальную теорию государства» они дополняют теорией «хозяйственной демо­кратии», смысл которой сводится к тому, что, демократизируя государство, рабочий класс может овладеть управлением производства. «Проблема сейчас заключается в том, чтобы с помощью государства, с помощью созна­тельного общественного управления пере­строить это организованное и управляемое капиталистами хозяйство в хозяйство, уп­равляемое демократическим государством» (Гильфердинг). Таким образом, изображая государ­ственно-капиталистические тенденции как составную часть «организованного капита­лизма», социал-демократия строит свою утопию «мирно­го врастания капитализма в социализм».

Известную капитуляцию перед буржуазно­-реформистскими теориями «организованного капитализма» представляет оценка государ­ственно-капиталистических тенденций, дан­ная теоретиками правого уклона в Коминтер­не. Исходным пунктом этой правой концепции ГМК является недиалектическое пред­ставление о вытеснении конкуренции ростом монополий. В результате роста монополий и спайки между экономической и полити­ческой организацией буржуазии, на арену мирового хозяйства выступают «не отдель­ные частные предприятия», а «коллективно-­капиталистические организации — государ­ственно-капиталистические тресты». «Госу­дарственно-капиталистический трест есть в сущности огромное комбинированное пред­приятие, „внутри которого“ меновая связь, выражающая общественное разделение труда…, заменяется техническим разделением труда внутри организованного „народного хозяйства“» (Н. Бухарин, «Экономика переходного периода»). Первый тур развития госкапи­тализма воплотился в хозяйственной системе передовых капиталистических стран эпохи империалистской войны. Второй тур разы­грывается в современном этапе развития по­слевоенного капитализма не на базе военно­го потребления, а на основе «нормального» роста капиталистической системы производ­ства. Развитие госкапитализма переносит якобы «проблематику рынка, кризисов, цен», все черты, характеризующие анархическую систему капитализма, в сферу мирохозяй­ственных отношений, превращая внутренние противоречия вследствие внешней проти­воречивости, неорганизованности мирового хозяйства.

Каждое звено этой концепции представля­ет результат механистического, недиалекти­ческого разрешения важнейших противо­речий капиталистической действительности. Если развитие капитализма вызывает нара­стание противоречия между рациональной организацией в сфере технического разделе­ния труда и анархией в сфере общественно­го разделения труда, то в этой схеме один из противоречивых полюсов механически устраняется. Рост монополий, который в дей­ствительности вызывает новые, более слож­ные формы конкуренции, здесь рассматри­вается как простое устранение конкуренции. Сращивание государства с капиталистиче­ским хозяйством, которое в действительности лишь воспроизводит на более высокой сту­пени все основные противоречия капитализ­ма, рассматривается как основа для возник­новения рационально организованных го­сударственно-капиталистических трестов. Превращение внутренних противоречий ка­питализма в пассивный рефлекс противоре­чий мирового хозяйства открывает путь для социал-демократической концепции ультраимпериализма. Наконец недооценка глубоких внутренних противоречий послевоенного капитализма объективно служит теоретической базой для обоснования возможности прочной и дли­тельной стабилизации капитализма.

В дей­ствительности рост государственно-капита­листических тенденций в послевоенном ка­питализме показывает материальную подго­товленность к социалистическому преобра­зованию общества.

E. Хмельницкая.
Источник: БСЭ 1 изд., т.18, с.399-420

[1] Контингентирование — государственное регулирование внешней торговли с помощью установления импортных и экспортных квот (контингентов).

 

«Кремлевское дело». Между подлостью и глупостью

У кого-то из античных авторов прочитал в молодости поучительную историю про раба, отправленного на рынок и купившего к господскому столу несвежую рыбу. Ему предложили выбрать наказание: съесть покупку, штраф или порка. Раб по жадности и трусости сперва вызывался потребить тухлятинку, однако не выдержал вони и приступов тошноты, и согласился перетерпеть побои, но не вынеся и боли, умолил о финансовым наказании.

Мудрый автор (а наставления о правильном обращении с рабами тогда уделяли больше внимания, чем педагогическим рекомендациям) наставительно обратил внимание, что нерадивый раб наказал себя трижды: отведав мерзости, получив розог и понеся денежные лишения*…

В схожей ситуации оказываются спецслужбы и иные инстанции для особых поручений, когда автократы от них требуют приличной версии провала. Очень часто это превращается в роковой выбор между признанием глупости и согласием выглядеть подлецами.
Возможно, внедрённый в подполье агент охранки Богров убил Столыпина потому что разоблачившие его революционеры таким образом дали ему последний шанс умереть героем. Но после разоблачений Бурцевым аферы Азефа охранка так боялась нового скандала, что Богров был повешен в несколько дней, а царь лично прекратил административное разбирательство в отношении руководства тогдашней ФСО. Но молва немедленно обвинила именно Двор в смерти победителя революции. Мотив «очевиден»: после уже предначертанной отставки граф Пётр Аркадьевич мог стать лидером праволиберальной оппозиции – покруче Милюкова, Гучкова и Рябушинского**.

Возможно, Кирова всё ж таки убил ревнивый муж*** любовницы всесильного хозяина второй столицы. Это указывало на разложение ленинградской парторганизации и давало возможность для широкомасштабной чистки. Но Сталину нужен был повод не для разгребания авгиев конюшен Смольного, но для арестов ближайшего окружения Ленина. И теперь обвинение в организации провокационного убийства «Мироныча» будут связаны с ним вечно.

Возможно, аферу с «рязанским сахаром» в сентябре 1999 ФСК замутило, чтобы после шокирующих московских и волгодонских взрывов показать начальству и стране возможность пресекать теракты. Но нелепые действия спецслужб тут же привели к тому, что эти события немедленно стали рассматриваться как вернейший довод в подтверждении того, что именно рвущая к власти путинская группа стоит за всеми трагедиями той страшной осени.

После отвратительного провала с «первым чеченским» («исламистским») следом в деле об убийстве Бориса Немцова, завершившимся разоблачениями пыток и отказом от признаний обвиняемого и подозреваемых, следствие (или одна из кремлёвских башен – самая, надо признать, безбашенная) не нашло ничего лучше, как сообщить о «втором чеченском» («украинском») следе. Слабоумная версия о мести за поруганный ислам, которой можно было обмануть только самых сенильно-наивных сторонников «налаживания добрососедских отношений» с Москвой из числа западноевропейцев, сменилась совершенно уже клинической – о «заговоре с целью дискредитации и дестабилизации России». Как будто коронерский суд в Лондоне, голландские следователи по «самолётному делу» и Гаагский третейский трибунал уже и так ни утопили оную репутацию буквально в котловане с фекалиями!

Выбрав между признанием в глупости и в феерической подлости, в пользу последнего варианта, власти одним этим уже совершенно убедили и самых простодушных в версии кремлёвского следа. Украинский заговор с целью подрыва путинского царства вдохновенной стабильности путём убийства одного из самых умеренных лидеров протестного движения по своей рекордной нелепости бьёт все рекорды. Даже ко всему привычные советские люди пятидесятых могли бы, например, поверить в то, что Сталина отравили Берия с Маленковым, но не в то, что это дело рук агентов ЦРУ или британской разведки****…

Так что чем гнусней и подлей будут всё новые полу- и четверть-официальные версии забугорно-оппозиционного следа в деле о трагедии 27 февраля, тем чётче будет становиться указатель в сторону нависшей над окровавленным мостом средневековой крепости.

* Ведь в чём драма — поди, копил, бедняга, на выкуп.

** Если сравнить – представьте Кудрина с характером Чубайса.

*** Другое дело, что с Николаевым чекисты (огепеушники) могли исподволь вести подготовительную работу, и такие версии публиковались в начале 90-х.

**** Версия сионистского заговора будет ждать своей очереди смущать умы ещё целых два десятилетия.

 

Кризис и левое движение

Волна кризиса, которая была спровоцирована авантюрной политикой российского руководства и усугублена неблагоприятной внешнеэкономической ситуацией, к концу 2014 года накрыла отечественную экономику и потащила её ко дну.
Топливно-энергетический комплекс, пострадавший от падения цен, которое было вызвано различными экономическими и политическими факторами, перестал играть привычную роль локомотива народного хозяйства, и вместе с ним затормозилась и вся экономика.

Много было сказано о том, что антироссийские санкции – это дар божий. Именно они выведут нашу промышленность и сельское хозяйство на небывалую высоту, однако реальность, к сожалению, далека от этих радужных настроений. Это хорошо видно на примере Ростовской области, в которой традиционно развито, как промышленное производство, так и животноводство, и растениеводство.

В настоящее время в регионе функционируют почти девять тысяч промышленных предприятий, на которых заняты десятки тысяч рабочих. Кризис нанёс удар практически по всем заводам и фабрикам и в настоящее время почти половина из них находится на грани закрытия. Производства останавливаются, начинаются сокращения и бессрочные неоплачиваемые отпуска. К концу года на Дону ожидается, что безработных станет втрое больше.

Ситуацию можно легко проследить с помощью флагманов региональной экономики. Так, в начале года на сокращённую рабочую неделю перешёл таганрогский «Красный котельщик». Ростовский завод гражданской авиации №412 простаивает с конца прошлого года из-за тотального отсутствия заказов.
Наделала много шума ситуация вокруг знаменитого НЭВЗа, который, как и ряд других электровозо- и вагоностроительных заводов остановил производство по причине отсутствия заказов от монополиста ОАО «РЖД», а сейчас ожидает сокращения почти тысячи сотрудников. Это вызвано резким сокращением грузоперевозок в стране, поражённой кризисом, а также тем, что «высокодуховное» руководство железных дорог удовлетворяет за границей даже те небольшие потребности в вагонах и локомотивах, которые возникают. И это в условиях распиаренной кампании по импортозамещению.

Сокращают производство, но ещё держатся на плаву такие монстры как «Ростсельмаш» и «ТАГМЕТ».
Кроме того, следует отметить сокращение инвестиций в наш регион и сворачивание многих перспективных проектов. В первую очередь это касается сельского хозяйства. Замораживаются строительства птицефабрик и тепличных комплексов. Не забудем и о «свином опустошении» области с помощью АЧС.

Всё это не может не сказаться негативно на положении класса наёмных работников. А в перспективе это может привести к резкому росту недовольства и социального протеста в разных формах. Во избежание этого региональные власти предпринимают судорожные меры по спасению ведущих предприятий области. Последствия кризиса «компенсируют» бюджетными рублями, и как результат реанимированные заводы остаются на плаву. Однако сейчас они напоминают не живые организмы, а еле живых мертвецов – зомби.

Здесь мы можем наблюдать наглядную иллюстрацию тезиса о конце капитализма. Ведь в условиях рыночных отношений подавляющее большинство этих предприятий неминуемо закрылись из-за своей неэффективности. Их хозяева – буржуазия – а также огромная цепочка партнёрских фирм поставщиков, подрядчиков и дистрибуторов искренне полагают, что живут и процветают только своим умом и трудом, но даже ребёнку понятно – они целиком и полностью зависят от поддержки властей.

Ещё кризис 2008 года наглядно показал (причём в мировом масштабе) абсолютную неспособность частного капитала справиться с подобными «волнениями». Крупные транснациональные корпорации повсеместно обращались за помощью к национальным правительствам и получали её, становясь зависимыми от государства. Только активное участие бюджетных денег позволило сохранить систему устойчивой. Точнее, сохранить видимость того, что система устойчива. Законы рынка играют всё меньшую роль.

Вот здесь бы и сыграть на добивание и покончить с системой, которая совершенно очевидно, перестала быть эффективной и стала настоящей обузой! Однако «могильщик капитализма» – промышленный пролетариат – сегодня в России слаб, как никогда. И происходит это из-за деиндустриализации, произошедшей в последние 20 лет. Население страны одурманено пропагандой и в патриотическом угаре готово поддержать любые действия правительства.

Одновременно с этим мы наблюдаем тяжелейший кризис в российском левом движении, которое могло бы возглавить протест в условиях падения уровня жизни населения. Часть левых сплотилась с режимом на фоне войны на Украине, часть дезорганизована репрессиями и внутренними склоками. Оппозиция в России сейчас находится в ещё более удручающем положении чем находилась до подъёма протестной волны в 2011 году. Она стремительно маргинализируется.

Но падение доходов населения и безудержный рост цен продолжаются. В конечном итоге эти факторы просто не могут не изменить внутриполитическою ситуацию. Рано или поздно пустой карман перевесит в сознании граждан «крымнаш» и от пресловутой стабильности не останется следа. Вот к этому моменту российские левые должны подойти в сплочённом, организованном и идейно вооружённом состоянии. Крайне важно преодолеть внутренние противоречия и быть готовыми к политическим боям, чтобы в очередной раз не «проморгать» открывшееся окно возможностей.

Алексей Третьяков

Ростовская область

 

Российскую промышленность добивают банкротством

5 марта последние из 300 работников завода на его проходной получили трудовые книжки с записью об увольнении. Вполне способное служить «импортозамещению», еще одно из ряда недавно остановленных машиностроительных предприятий обречено на окончательную ликвидацию. Политика деиндустриализации страны продолжается.

– Выть на луну – единственное занятие, которое заботящиеся о нашей занятости оставили нам, – говорит бывший главный технолог Бузулукского завода тяжелого машиностроения Александр Васильевич Некрасов.
Мы рассказывали о борьбе трудящихся завода против его уничтожения орудием банкротства под высокие призывы об импортозамещении («…Не нужно доллара ему», «Советская Россия», 27 декабря 2014 г.). А.В. Некрасов рассказывает, что и глава Оренбургской области Ю.А. Берг, и глава города Бузулука В.А. Рогожкин строго в соответствии с законом использовали свою власть, добились от «эффективного собственника» завода выдачи зарплаты. За два месяца она выдана, остался долг еще за один отработанный месяц, но хозяин Студеникин утверждает, что не имеет денег.
Обладающий неограниченной священной властью собственника Студеникин закрыл доставшийся ему завод и издал приказ об увольнении добивающихся зарплаты машиностроителей с 5 марта. За четыре месяца вынужденного простоя им по закону полагается урезанная зарплата. С первоочередной ее выдачей за счет ликвидации рабочих мест? На обед зарубят курицу, несущую золотые яйца?
Словно в подарок по случаю старого Нового года, 14 января арбитражный суд принял решение о конечной операции банкротства – введении конкурсного производства, то есть о распродаже остановленного «Бузулуктяжмаша» в течение предстоящих шести месяцев. Остановка завода – прямой путь к его уничтожению.
И только получившие уведомление об изгнании с работы предприняли на днях последнюю попытку спасти свой родной завод. От их имени А.В. Некрасов написал письмо на воронежский завод «Рудгормаш» с предложением объединиться. Оба предприятия специализированы на машиностроении для горной, металлургической и нефтедобывающей промышленности. «Бузулуктяжмаш» и все последние месяцы продолжал бы выпускать комплектующие изделия для «Уралмаша», запасные части для буровых станков в Кузбасс, выполнять многие другие заказы и восстанавливать самостоятельное производство машин и оборудования, и это все уже в связи с провозглашаемой ныне необходимостью импортозамещения.
– Я направил письмо в шесть адресов руководства «Рудгормаша», а потом позвонил по телефону. Наше предложение встречено с пониманием, мы обсудили общие проблемы. На воронежском заводе большой конструкторский отдел, он мог бы обеспечить разработку современных машин и для выпуска на нашем заводе. Но мы – банкроты. Кому нужна обуза?
А «эффективному собственнику» Студеникину не до них. Его доблесть в том, что он купил «Бузулуктяжмаш», уже будучи главой «общества с ограниченной ответственностью «Бугурусланский радиатор» – выставленного на распродажу завода по причине банкротства его владельцев. И теперь с разницей в календаре лишь в три дня объявлено о «конкурсном производстве» с целью выставления на торги бузулукского завода и об очередных торгах кусками бугурусланского завода.
Для Бугуруслана на протяжении десятилетий это был основной градообразующий завод, на нем служили техническому прогрессу до 3500 рабочих и инженеров. В годину капиталистических «реформ» их поубавилось в десять с лишним раз. А нынешние собственники сегодня делятся мечтой, как уйдут с молотка лишние куски «Радиатора», пустующего уже три месяца. 240 работников терзаются муками в ожидании неминуемого увольнения.
А власть оправдывается, не в силах выручить бедолаг, чересчур много банкротов. Их называет и печать. Владельцы Орского вагонного завода накопили 5,3 млрд рублей долгов, здесь началась процедура банкротства, на днях кредиторы договорились требовать начала конкурсного производства, подготовки к распродаже предприятия.
Козырной туз реформаторов – «создание привлекательного имиджа Оренбургской области для западных инвесторов». Как и всей страны. Наши капиталы – за границу, но Запад нам поможет. Помогли. В советское время на Орском механическом заводе выпускали более 400 тыс. холодильников в год. Теперь вот уже десяток лет здесь тянется волынка с иностранным участием.
Был создан завод компрессоров по выпуску в год свыше 1,5 млн этих изделий. А вскоре объявили банкротом. Уволенные рабочие уж скоро три года ждут невыплаченную зарплату. Сегодня вопрос ребром о торгах. Но купит ли кто проржавевшее оборудование? Очень вероятно – на металлолом, полагает бывший главный конструктор завода Евгений Павлович Шендер.
Больше повезло обновленному заводу холодильников, он по требованию Внешэкономбанка был признан банкротом сразу в стадии конкурсного производства и на несколько лет остановлен. В середине прошлого года его запустили вновь, но продолжают публиковать в «Коммерсанте» объявления о торгах по продаже его технологического оборудования – имущества, обремененного залогом Внешэкономбанка и «Банка Оренбург». В последний раз такое приглашение на базар появилось совсем недавно, 17 января.
Почти одновременно этой чести удостоен один из крупнейших в Советском Союзе Орский мясокомбинат, вернее, его остатки. С ликвидацией отечественного животноводства его частично заняли перемалыванием блочного мяса глубокой заморозки и длительного хранения из зарубежных знойных стран. А ведь комбинат мог бы и сегодня возглавлять развитие своей отрасли, если бы не убойные «реформы».
Всех сегодняшних банкротов эпохи «импортозамещения» вереницей тащат по протоптанному караванному следу таких же беззащитных жертв прихватизации. Уже под звон нынешних инновационных высоких словес наклеили ярлык банкрота на орский комбинат «Южуралникель», где для Великой Победы и ее торжества в мирном строительстве совершали свой трудовой подвиг 13 тыс. металлургов. Год с небольшим назад предприятие стратегического значения ликвидировано.
Тогда же незаметно для любителей речей об удвоении ВВП испустил дух последний цех швейной фабрики, где в советское время трудились 4000 мастериц. Высоким искусством славились работницы фабрики бельевого трикотажа – недавно и ее окончательно разорили и превратили в торговый центр.
После череды банкротств и распродаж на сегодня осталась ничтожно малая часть от новейшего Орского завода тракторных прицепов, где в советское время свыше 10 тыс. машиностроителей выпускали отличную технику мирного и оборонного назначения.
Ранее пропущенные через мясорубку банкротства заводы и фабрики развалены или превращены в торгово-развлекательные центры и уже забыты. Немногие уцелевшие предприятия обрабатывающей промышленности в виде «оптимизированных» обрубков своих мощностей борются за выживание.
Главный редактор-составитель пятитомной энциклопедии города Орска П.С. Коровин вместе с подвижниками народно-патриотических сил запечатлел достаточно полную картину стремительного роста этого промышленного центра Южного Урала при социализме и его развала сегодня при колониальном капитализме. На основе обширного фактического материала он делает вывод:
– Рабочий город превратился в город безработных и быстро теряет население. При народной власти в нем было 285 тыс. жителей, при капитализме-феодализме сократилось уже почти до 200 тысяч. И «реформаторы» в своих прогнозах прочат, что город останется лишь перевалочной базой в трансконтинентальном транспортном коридоре, где для обслуги достаточно будет и меньше 100 тыс. туземцев.
С началом открытых империалистических санкций извне ликвидация производства не ослабела ничуть, а, кажется, даже усилилось изнутри уничтожение остатков наших производительных сил бульдозером банкротства. Такой вопрос возникает в связи с обилием сообщений в последние месяцы о банкротстве промышленных предприятий.
Эти промышленные предприятия готовятся или уже выставлены на распродажу. В течение ряда лет «оздоровления» их доведут до инвалидности или до свалки. Слава «рыночному строю» и «эффективным собственникам» народных богатств? Даже исполнители приговоров банкротства говорят об их гибельности. В печати приводилось высказывание конкурсного управляющего на бугурусланском заводе «Радиатор» Н.А. Ершова:
– Но каков был разбег по зарплате! Рабочие на производстве получали 6–8 тыс. рублей в месяц, водители – 6 тыс., инженерно-технические работники – в среднем 12 тыс., а вот руководящие специалисты – от 100 тыс. и выше. И это притом, что объемы производства падали.
А руководители нищенскую оплату труда рабочих считают, видимо, источником прибыли, на Орском заводе холодильников превозносят: прошлым летом средняя месячная заработная плата была 16 500 руб. по предприятию и 15 500 руб. по основным рабочим.
Не это ли было главным условием, что банкроту позволили возобновить производство? Редчайший случай воспет в средствах массовой информации: «Для возрождения торговой марки «Орск» лично и.о. губернатора Оренбургской области Юрием Бергом была проделана колоссальная работа. Глава региона неоднократно обсуждал сложившуюся на производственном предприятии ситуацию с президентом РФ Владимиром Путиным, организовал визит на площадку предприятия министра промышленности и торговли РФ Дениса Мантурова». Вроде бы лед тронулся!
Об этом же мечтает в горестях бывший главный технолог остановленного «Бузулуктяжмаша» А.В. Некрасов:
– У нас пока еще всё цело. И станки, и здания. Не отапливаются только. Краны пятидесятитонные – таких ни у кого больше в области нет. Только кнопку нажать. Эх, если Путин заставил бы…
И такой случай историей отмечен. Летом 2009 г. жители города Пикалёво Ленинградской области выступили против закрытия трех предприятий глиноземного комбината и массового увольнения трудящихся, в знак протеста почти на сутки перекрыли автомобильную дорогу, после чего там возникла пробка свыше 400 километров. Стоял вопрос о банкротстве. И тогда прибыл премьер Путин. На совещании, обращаясь к «эффективным собственникам» частей комбината, он сказал:
– Вы сделали заложниками своих амбиций, непрофессионализма, а, может быть, просто тривиальной жадности тысячи людей. Это абсолютно недопустимо. И где же это социальная ответственность бизнеса? Где она? Мы говорим об этом, не переставая, на каждом мероприятии.
Тут же было решено, что производственный комплекс Пикалёва будет восстановлен и люди снова получат возможность работать и получать зарплату. Для этого Путин заставил хозяина объединения «Базовый элемент» Олега Дерипаску у всех на виду на краю стола подписать премьерской ручкой соглашение о поставках сырья на завод в Пикалёво. И здесь же распорядился безотлагательно, до исхода дня выдать работникам комбината 41 млн рублей задолженности по зарплате. Что и было сделано. В заключение Путин сказал:
– Если собственники между собой договориться не смогут, то единый комплекс все равно будет восстановлен. Это будет сделано без вас.
На этом совещании с решительными требованиями к новоявленным владельцам предприятий выступала председатель профсоюзного комитета завода «БазэлЦемент-Пикалёво» Светлана Дмитриевна Антропова. Она рассказывает, что комбинат работает бесперебойно и зарплата выплачивается в срок. Но тяжело работникам, тяжело профсоюзу, отношения с владельцами не отвечают принципам социального партнерства. Профсоюз ведет борьбу за индексацию, сохранение покупательной способности заработной платы и практически получает полный отказ.
И поневоле вспоминаются слова Путина во время его чрезвычайного прибытия в Пикалёво. Они имеют гораздо более широкий смысл. Все в стране убеждает, что в самой природе бизнеса нет социальной ответственности, и он показывает ответственность только на глазах высшей государственной власти и чихать хотел на все у нее за спиной. Самозваные частные собственники из-за непрофессионализма и внутренне присущей им жадности ради ее удовлетворения готовы остановить и уничтожить любое, даже самое совершенное производственное предприятие.
– А потом хватятся, давай импортозамещение, давай свое производство, свои банковские карточки, свои деньги, свое все. Из всего нынешнего печального опыта пора понять, что созданная народом материальная база общества, основа производства, конечно, должна оставаться неприкосновенной. Необходимые промышленности предприятия подводить к банкротству нельзя. Здесь должно быть государственное регулирование применено. Каждое предприятие должно стоять на контроле в том или ином ведомстве. В министерстве. Присматривать, периодически проверять бухгалтерскую отчетность. Интересы коллектива прежде всего. Все самое важное – не ради денег, а ради людей. Пример Пикалёвского комбината, пожалуй, единственного в стране, зовет к тому, что все, вплоть до главы государства, должны думать о сохранении производственных мощностей отдельного предприятия и всей державы. Чему доказательством – та ситуация, в которой мы сегодня находимся.
Ну почему не позаботиться о народе? Чтобы каждый знал: я работаю, и дети мои будут здесь, и все устойчиво и хорошо. Как было раньше. Все работали на этом предприятии и думали, оно вечно стоять будет. А им вон как распоряжаются – дунули, и повалилось. Кого там придавило, пока валилось, – их не интересует.
Об этом плачут и кричат все, у кого отнимают родное предприятие. Но проще докричаться до луны, чем до антинародной власти.
Несколько обреченных имен:
Богородский машиностроительный завод,
Воронежский керамический завод,
Енисейский целлюлозно-бумажный комбинат,
Лунинский комбикормовый завод,
Новосибирский молочный завод,
Орловский завод приборов кондиционирования воздуха и газового анализа «Орлэкс»,
Ростовская фармацевтическая фабрика,
Смоленский автоагрегатный завод,
Соломбальский лесопильно-деревообрабатывающий комбинат,
Таганрогский автомобильный завод,
Томский завод измерительной аппаратуры,
Улан-Удэнская судостроительная компания,
Усолье-Сибирский машиностроительный завод «Усольмаш»,
Шадринский завод металлоконструкций,
Шадринский завод транспортного машиностроения,
Шахтинский завод «Стройфарфор» и др.

Федор ПОДОЛЬСКИХ
Советская Россия 14/03/2015

 

Кулак-колхозник

Прилагаю любопытный материал об одном колхознике то же самого 1932 года, что на фотографии.

Дело из фонда Нижне-Волжского краевого суда 1932 года. Группа колхозников обвинена в сознательном вредительстве в колхозе. Представленная характеристика сельсовета позволяет нам узнать историю кулацкой семьи на переломе.

«Хозяйство до революции и после кулацкое, до революции в хозяйстве имелись постоянные годовые работники до 2-х человек, в частности у них жил Борисов Дмитрий, Борисов Родион и др., кроме этого жили и сезонные работники до 6 человек, имели рабочего скота лошадей до 7 голов, коров до 4 голов, мелкого рогатого скота, кроме телят до 5-… голов, овец до 40 голов посев был до 30 десятин. Кроме этого совместно с кулаком Грушиным Тимофеем в 1913-14 и 15 году арендовали реку Иргиз и 4 озера и производили улов рыбы на кабальных условиях из доли т.е. весь улов делили на три равных части из них две части Новикову и Грушину, а третью часть работавшим батракам и беднякам рыболовам в количестве 25 человек.

После революции хозяйство имело рабочего скота лошадей до 5 голов, коров до 4 голов мелкого рогатого скота до … голов овец до 20 голов имели сезонных работников до … посев был до 15 десятин.

В 1918 г. отец Новикова М.Ф. являлся руководителем кулацкого восстания, за что в этом же году и был расстрелян красными партизанами и Красноармейцами. После расстрела сын Новикова М.Ф. остался жить в хозяйстве своего отца.

Брат Новикова М.Ф. раскулачен в 1930 году.

Хозяйство Новикова М.Ф. как до так и после революции имело свой с/х инвентарь (плуга, косилку, лобогрейку, и др.), при вступлении в колхоз скот и с/х инвентарь разбазарил и обобществил только одну лошадь.

Состоя членом колхоза систематически производил вредительство, будучи кормельщиком овец допустил чрезвычайно сильный падеж овец и ягнят, работая плотником поделал для коров 35 шт ярм с расчетом испортить шеи коровам систематически разлагал труддисциплину и вел контрреволюционную агитацию облагался за эксплоатацию сипаратора»

Итак, перед нами семья наследственного кулака. Думаю, с этим не станут спорить даже те, кто недавно в дискуссии на голубом глазу утверждал, что кулаков вообще не было. Отец Новикова был крайне трудолюбив: бригада в 25 рыбаков ловила ему рыбку, а он с компаньоном забирал себе потом две трети улова, — без труда не заберешь и рыбку у рыбака, говорит русская пословица. В собственном хозяйстве трудолюбие кулака также удивляет: два постоянных батрака весь год делали самые тяжелые и грязные работы, а в сезон нанимались еще более пяти работников. Таким образом, данный источник доказывает нам, современным историкам, что в русской деревне на двух трудолюбивых крестьян приходилось более тридцати лентяев, а наверняка и пьяниц.

В годы гражданской войны семья Новиковых самоопределилась легко. Отец возглавил восстание против красных. Большевики некритически назвали восстание кулацким, но мы-то сегодня знаем, что оно было просто крестьянским. В результате восстания простой крестьянин Новиков, имеющий скота под 60 голов, стал невинной жертвой красного террора.

Сыновья Новикова очевидно разделились, хозяйство Маркела стало примерно наполовину меньше отцовского. Имея в 1920-е гг. более 30 голов скота, Маркел к моменту своего вступления в колхоз оставался с одной лошадкой, которую и щедро передал в колхоз. Показательно, что Маркел раскулачен не был. На мой взгляд, сумел использовать свои связи и грамотно уйти от раскулачивания. Брат был кулаком жадным и глупым, «разбазарить» скот и имущество сам не захотел, потому был раскулачен.

Поскольку Маркел имел большой опыт трудолюбия, то в колхозе пахать не пошел, а устроился кормельщиком овец. Вообще для бывших кулаков было характерно занимать подобные рабочие места: в стороне от присмотра начальства, физически не тяжелые, с возможностью калыма. Овцы от кормления Маркела благополучно подохли. Современный суд, который реабилитировал Новикова как невинную жертву сталинского режима, счел умысел Маркела Новикова недоказанным. Надо сказать, что колхозное руководство падеж овец тогда простило, а просто перевело Новикова работать плотником, где от трудолюбия Маркела такого убытка вроде было быть не должно. Но трудолюбивый крестьянин, опора русской деревни, и тут отличился: поскольку рабочих лошадей было мало (в этом, как мы помним, виноваты не новиковы, а коллективизация), то пахали на коровах, вот маркел и сделал аж 30 ярм так, что коровам стерло шеи. Тут уж за него взялся сталинский тоталитаризм по полной. Выяснилось, что Новиков систематически вел контрреволюционную агитацию, наверняка врут, — просто русский крестьянин делился счастливыми воспоминаниями о своем детстве без большевиков. Сидит он, значит, на крыльце, жует французскую булку, слева два батрака коровник убирают, справа 7 батраков землю пашут, прямо на реке 25 батраков рыбку ловят, благодать! Вон сколько семья новиковых бездельников и пьяниц кормила!

Короче, репрессировали простого русского крестьянина, два года дали. Как он арестован был, — тут и начался в колхозе голод…

 

13 марта — круглая дата еще одного «преступления» сталинизма

13 марта 1930 года в СССР была закрыта последняя биржа труда. Начавшаяся в стране индустриализация на 60 лет уничтожила в стране безработицу. В свою очередь уничтожение СССР в 1991 году породило ее вновь. В нынешней стране России, стране перевернутых смыслов, только официальных безработных более 4 млн. и нам предлагают предлагают этим даже гордиться, мол, все как у людей, а индустриализацию сейчас принято считать преступлением сталинизма. Что в общем логично: ведь если разрушение считать достижением, то созидание следует считать преступлением. В стране перевернутых смыслов по другому быть не может.

 

Рабочие Качканарского ГОК: Мы не быдло и не рабы

Семён Миронов

На заседании профкома Качканарского горно-обогатительного комбината «Ванадий», входящего в холдинг «Евраз», было решено с 24 марта приступить к «итальянской забастовке». Так называется скрупулёзное соблюдение всех правил работы. Спровоцировало забастовку решение руководства выгнать 17 работников железной дороги Качканарского ГОКа, будто бы не прошедших медосмотр.

На самом деле, углубленный медосмотр, на основании приказа № 796 Минздравсоцразвития РФ, проводили. По его результатам никаких противопоказаний у обследованных нет. В профкоме считают, что так капиталист мстит за участие в «итальянской забастовке», которая проходила в конце позапрошлого года.

16 марта активисты разнесут среди членов профсоюза опросный лист. Предназначен он для того, чтобы каждый мог написать о своём отношении к решению профкома об объявлении стачки.

Собственник ГОКа пока никак не реагирует. Управляющий директор не считает поводом для конфликта то, что были уволены 17 работников. Но профсоюзный лидер думает по-другому: «Держать людей за рабов и быдло – это повод для конфликта. Мы будем делать все, чтобы отстоять наших людей».

 

Немного о ценах на Камчатке

Никита Андреевич

«Кто хочет действовать, тот ищет возможности, а кто не хочет — ищет причины»

Меня постоянно удивляют сообщения или статьи по поводу повышения цен на продукты питания. Мы только констатируем факт, но так ни разу не разобрались, в чем же причина роста. Приоткрою занавес, поскольку знаю эту тему не понаслышке и считаю, что пора развеять миф о влиянии доллара. Доллар, конечно же, виноват, но не настолько, как нас убеждают владельцы супермаркетов.

Для начала не будем углубляться в частности, поговорим об общих закономерностях. Цена на товар складывается из стандартного набора расходов. Помимо проевшей плешь дороговизне доставки на Камчатский полуостров, есть немало факторов, которые имеют корни, уходящие глубоко в человеческие слабости.

И основная такая слабость – стремление к монополии. Мы прекрасно помним 90-е, когда все стало продаваться на каждом углу. Стихийная торговля процветала в полный рост. Чиновники с «благими намерениями» решили навести порядок, заставив торгашей строить павильончики, естественно, не забыв состричь немного и для себя. И таких павильончиков к 2005 году развелось столько, что не осталось земли для только что сформировавшегося олигархического класса, который решил пойти по пути наименьшего сопротивления — то есть, не вкладываться в производство, а строить торговые центры и сдавать помещения в аренду. Новинка в виде торговых центров пришлась жителям по душе, что послужило стимулом для тотальной застройки ими всего города. Но при этом была принесена дорогая жертва, а именно — малый бизнес, который сгоняли с насиженных мест, забирая у них земли. И вот тут начался явный перегиб. К 2016 году в Петропавловске-Камчатском общая площадь ТЦ будет превышена от необходимой более чем в 3,5 раза (сейчас пока только в 2,5 раза). Убив конкурента (те самые павильончики), хозяева супермаркетов начали диктовать условия поставщикам, одновременно не оставив альтернативы и покупателям продуктов. Например, ввелось понятие «входного билета», т.е. поставщик за право поставлять товар в такой «оазис» должен был заплатить энную сумму денег. Сегодня эти суммы начинаются от 300 тысяч и доходят до нескольких миллионов.

Потом придумали «продавать полки» — это право поставщика выставить свой товар в самых выгодных местах. Сумма такой услуги доходит до 30 тысяч за одну полку на стеллаже в месяц. Поставщик вкладывает эти расходы в цену. Помимо поборов, супермаркеты получают скидку на товар, которую не дают маленьким магазинчикам. Еще одним преимуществом перед малым бизнесом – это отсутствие арендной платы за землю, поскольку владельцы ТЦ при строительстве получают землю в собственность.

Что касается супермаркетов, их владельцы привыкли считать прибыль в долларах — отсюда, собственно, и растут уши. Но что же делает правительство, администрация города? А они продолжают потакать олигархам и бизнесменам от власти. Я предлагал городской администрации, еще при Алексееве (бывший глава администрации Петропавловска-Каматского -прим. ред.), создать сеть маленьких социальных магазинов по примеру до сих пор существующей «Большая семьИ», в которой цены ниже на 15-20%, но у них не нашлось помещений, поскольку весь нежилой фонд они передали ДЭЗ, которая, в свою очередь, сдает их по коммерческой цене. При правильном подходе цены на продукты питания в магазинах и ТЦ можно снизить на 10-15%, но у наших региональных властей нет желания, а может, мешают и какие-то другие неведомые для нас причины…

При всем этом, чиновники не считают нужным честно объяснить причины ценового коллапса. Полагаю, что одни стесняются показать свои не помещающиеся в экран телевизора «лица», другие просто напросто не могут связать и двух слов, поскольку атрофированный меркантильностью мозг заточен только на получение прибыли.

Особенно смешно слышать от Валерия Раенко (председатель Законодательного Собрания Камчатского края, -прим. ред.) указания главам районов о недопустимости допуска к власти людей с правильным видением ситуации, а привлекать во власть все тех же упырей, которые, собственно, и довели экономику края до критического состояния. Убежден, что нынешняя власть специально провоцирует людей на выступления и другие акции протеста. Нынешним горе-руководителям осталось год — полтора, не более, и при смене власти места им в новой не найдется, и они прекрасно это понимают. Нынешняя местная власть и есть та самая 5 колона, и пора бы нам это понять, и не поддаваться на провокации и запугивания, а прийти в день голосования и сделать выбор не в пользу нынешних правящих балаболов, а людей которые считают Камчатку своим домом, в отличие от тех «созидателей»- временщиков, которые сбегут, «заработав» себе чемодан долларов или евро.

 

Путинский крест на образовании

В 2000 году у нас было 68 тыс. школ, а сейчас осталось 44,7 тыс. по данным 2013 года. Действующих храмов РПЦ в 1990 году было 2,9 тыс., а сейчас их число приближается к 30 тысячам. Вот такой вот получился крест. Крест на образовании, когда в стране вместо 25 тыс. школ появилось 27 тыс. церквей.

Как говорил один популярный западный политик первой половины прошлого века: никакой гигиены для славян, только водка и табак. И религия, может смело его дополнить Владимир Путин. Тоже очень популярный политик, только среди славян.